Некоторое время она сидит возле Каратыгина. Он спит.
Она начинает потихоньку одеваться.
Платье. Туфли. Плащ. И — чемоданчик в руки.
Светик приезжает на Курский. Слава богу, ночных поездов сколько угодно. Светик берет билет до Пятигорска — во-первых, юг, а во-вторых, там как будто бы родичка живет. Тетка, отдаленная и полузабытая.
До отхода поезда минут сорок.
Делать нечего, минуты еле ползут. Светик входит в телефонную будку — это тут же, на платформе. Почти рядом с ее вагоном.
— Алло? — слышится сонный голос симпатичного мента Сережи. Он все еще ночует в Бабрыкиной квартире. Сидит в засаде. Бедняга.
— Сережа, — говорит Светик, — это я. Извини, что разбудила.
Он молчит — его, такого хитрого и опытного, угадали по голосу. Какая промашка. Какой просчет.
— Это я. Это Светик, — повторяет миролюбиво она.
— Чего тебе надо? — сердито говорит молодой мент.
— Ничего. Я на вокзале, Сережа. И билет в руках — через полчаса уезжаю.
Молчит. Должно быть, ужасно хочется ему спросить, с какого вокзала она уезжает.
— Сережа, — говорит она, — ты больше не ночуй в неуютной квартире. Иди домой.
Он злится:
— Мы тебя все равно разыщем.
— Может быть. Но жаль, ты моей фамилии не знаешь, верно?
Молчит.
Она вешает трубку. И идет вдоль платформы к своему вагону. За чемоданчиком. Уезжать она передумала.
Светику дадут полных два года. Ей бы дали три, но судья (женщина) окажется из тех, кто тоже к старым книгам неравнодушен. И потому кое-что в жизни Светика ее тронет. Она бы и меньше дала Светику, но это невозможно. Налет на склад — весомая гирька.
И весы, покачавшись туда-сюда, оценят это. Как и положено весам.
Отбывать наказание Светик будет в Оренбургской области — это не так уж далеко от родного Челябинска. Работать она будет в тарном цехе при ИТК. Они будут сколачивать ящики для огурцов. И другую тару тоже.
Вдоль мелеющего Урала на песчаном грунте огурцы вырастают великолепные. И помидоры тоже, если для них не ленятся подавать воду с реки. Так что работы для тарного цеха будет хватать. И зимой тоже немало работы, потому что тара нужна загодя.
Светик частенько будет говорить своим подружкам:
— У меня, девочки, была большая любовь. Настоящая.
Или так:
— Если бы не большая любовь, я бы не загремела сюда.
Когда Каратыгин перестанет отвечать на ее письма, Светик ничуть не обозлится. Потому что она будет знать, в чем тут штука. Штука, по ее мнению, состоит в том, что Каратыгин — человек, с которым «надо быть рядышком». Кто с ним рядом — того он и любит.
И она терпеливо будет объяснять подруге Маше, что, как только она, Светик, отбудет срок и вернется к Каратыгину, все тут же наладится. Потому что ему без Светика тяжело.
— Он у меня малость чокнутый, — пояснит Светик.
Подруга Маша спросит:
— А деньги он любит?
— Он? Деньги?.. Да он плевать на них хотел.
Подруга Маша понимающе кивнет головой и скажет, что вот эта черта в нем хорошая. Ценная, можно сказать, черта.
Подруга Маша на воле была продавщицей в буфете с вином. Она, конечно, недоливала. Но не настолько, чтобы попасть в этот тарный цех. И все же она попала сюда и сколачивает теперь здесь ящики. Потому что у нее тоже друг был, любимый, можно сказать, дружок Вова, — и вот он-то слишком любил деньги.
Оля поссорится и почти совсем перестанет общаться со своим другом-аспирантом. И опять влюбится в Каратыгина — теперь она возьмется за него, так сказать, во всеоружии женского опыта. И уже не упустит. Через год Каратыгин и Оля поженятся и будут очень ладить.
Когда Светик будет отбывать срок, легенда отделится от нее уже окончательно. В милиции, например, будут твердо знать, что пойманная Светик — это совсем не та Светик и что было лишь случайное совпадение имен у двух спекулянток. А настоящая Светик улизнула.
Особенно этот факт будет переживать старшина.
— Да, — вздохнет он, — это была птица высокого полета. — И начнет рассказывать: — Книгами Светик давно перестала интересоваться. Я слышал, она на валюту переключилась. С заграницей снюхалась…
— Ее же поймали, — возразит кто-нибудь из молодых и симпатичных ментов.
— Ее? — И старшина снисходительно засмеется.
Глава 8
Поговорив с симпатичным милиционером Сережей, Светик вешает трубку и идет вдоль платформы. К своему вагону. Но Светик не уедет. Если б она могла уехать, она б давно это сделала. Вот тут Светику и приходит в голову, что надо бы отсидеть свои два-три года. И что Каратыгин ее будет ждать. Все как в кино…