— Да, — говорит Светик, не скрывая восторга, — вот это книги!
И тут в дверь стучат. «Ну, — думает Светик, — Бабрыка. Приперся все-таки. Сейчас он получит».
Но нет — голос женский. Светик еще от Оли знала, что Каратыжка не женат. Но все-таки оробела. Мало ли кто к нему ходит. Бывает, и не жена, а ведет себя за двух жен сразу.
Светик притихает за книжной горой. На всякий случай. Ее от двери не видно, ну а если увидят — стоит и листает книжку, вот и все.
Входят мужчина и женщина. Уже легче.
— Здравствуй, — говорит женщина.
А Каратыгин пьет себе чай.
— Н-да-а… — Вошедший мужчина оглядывает комнату. — Здесь без перемен!
А Каратыгин пьет чай.
— Ну и картинка! — повторяет мужчина. — Как ты дышишь в этой пыли?
Каратыгин наконец «замечает» их.
— Бывшая женушка пожаловала, — говорит он. — В гости, что ли?
— Разве нельзя? — игриво говорит та.
Они — все трое — заводят долгий разговор. О каких-то вещах. Не поделили, что ли?.. Но разговор вполне мирный. Будущий муж (тот, что пришел) улыбается бывшему (Каратыгину). А женщина стоит меж ними. И улыбается обоим.
Наконец неожиданные гости уходят.
— До свидания, Алеша, — говорит бывшая жена.
— До свидания.
Светик вылезает из-за горы книг. Каратыгин смотрит на нее и удивляется. Забыл про Светика.
— Извините, — пискнула Светик. И идет к выходу.
— A-а, это ты.
— Я… я там задержалась.
— По-моему, ты там вздремнула.
Светик молчит. Она бы, конечно, не прочь выпить с ним чаю и поболтать. Но он не догадывается. Не приглашает. А развязно сесть за стол Светику не хочется — хотя она отлично умеет это проделывать. Но сейчас не хочется.
— Извините, — еще раз пискнула она.
И удаляется.
На улице Светик нагоняет эту парочку.
— Неужели не мог показаться чуточку поинтереснее? — выговаривает женщина своему будущему мужу.
— А что?
— Глупости говорил — вот что! Про загипсованную руку зачем-то разговор завел. Неужели больше не о чем? Не понимаю, как это он не постучал гипсом тебе по башке.
Будущий муж вздыхает. И начинает оправдываться:
— Ты мне так его расписывала, будто он дурачок.
— Он неглупый.
— И язык у него подвешен здорово.
— Еще бы. Столько книг прочитать.
Светик обгоняет их. И не может отказать себе в удовольствии.
— Что это вы шумите? Час поздний, люди устали, — говорит Светик грубо.
Они разинули рты — но поздно. Светик уже прошла мимо. Она садится в машину. Бацает дверью. Она, может, в посольство опаздывает.
Бабрыка с ходу бросает машину вперед. Засиделся.
По дороге он начинает выспрашивать:
— Что ты там делала?
— Не лезь не в свое.
— Я не лезу.
— Вот и не лезь.
Он Светику не брат родной. И не мил дружочек. В таких случаях с мужиком чем жестче, тем лучше. Мордой об стол.
Они подъезжают. А ночь замечательная — чудо, а не ночь. Теплынь.
— Хорошо! — вздыхает Светик и рассматривает звезды.
Машина стоит у подъезда. Тишина.
Бабрыка выкуривает сигарету. Молчит. Светик прекрасно знает, что меж ней и Бабрыкой ничего не было и не будет. И знает, что все-таки он смутно надеется. Все они, мужики, так пошиты. Все они смутно надеются.
Бедный голубок. Остался без пары. Оля ушла — и он скис. Он и на нее смутно надеялся.
— Буду таскать книги, — говорит Бабрыка.
Связка за связкой — он берет с заднего сиденья и несет домой. Светик забирает последние связки. Тоже несет.
— Звезды какие, — говорит Бабрыка, когда они заканчивают дело. — Может, покатаемся?
— Нет.
— Поеду один.
— Езжай.
«Вот нытик», — думает Светик о нем. Бабрыка уезжает. А Светик некоторое время сидит возле подъезда. На скамейке. Какая ночь!
Все-таки в тот вечер у Каратыгина Светик выглядела, видимо, жалкой. И это ее тяготит. Не слишком, а все-таки грызет. Что ж это такое — пришла в дом, а тебе даже паршивую чашку чаю забывают налить. Это не дело.
Тем более что Светик хочет с ним контакта.
Она приходит. С самого утра.
Отдел состоит из одной комнаты. Книг и рукописей, конечно, полно — забиты все полки.
— Вот, — говорит Светик, — Алексей Сергеевич… Я хотела бы у вас работать.
— Вы? — удивляется Каратыгин.
Светик выдерживает взгляд.
Но тут его отвлекает какая-то мегера — по имени Маргарита Евгеньевна. У них в отделе три стола. Три работника. Каратыгин. Оля (она в командировке). И эта Маргарита — лет пятидесяти с хвостиком, которая ему говорит: