— Вихта, — стонала псоглавка, не понимая, что же произошло с ее спасительницей. — Вихта.
— Молчи! Если не хочешь, чтобы я зарезала тебя, помалкивай.
Как ни странно, но псоглавка сразу же затихла. Викта поднялась на колени и потянула девочку за руку. Та подчинилась и встала рядом, дрожа как в лихорадке. Викта подставила камень прямо под ярко-красную струю и смотрела, как она скрывается в темных глубинах, а алый огонек загорается с новой силой.
— Вихта, — рыдала девочка еле слышно, по ее шее градом катились капли пота. — Деламеха аде…
— Знаю, — буркнула Викта, наблюдая за кормежкой. — Мне тоже очень больно, но я терплю.
Крови-то, крови-то сколько под ее ногами. И там была и ее кровь, и кровь Жу. А голова все кружилась.
Доволен? Глазок моргнул. Еще бы. Еще бы. Почему ты не перерезала ей глотку?
— Потому что она одна, глупая ты погремушка, — пошептала Викта. — А нам еще идти и идти.
Глазок снова моргнул. Ну, тебе виднее. Но я буду ждать добавки.
— Жди, — сглотнула нитсири, убирая камень в карман. Пробудила Талант и сразу же одернула его. Не успев проснуться, тот взбрыкнул, как необъезженный жеребец, но Викта уже привыкла к его фокусам. Стой смирно. Вот так вот. Убери эту боль, пожалуйста.
…
Теперь ей было немного лучше.
Она облегченно выдохнула. Кровь больше не лилась. Осталось…
Нитсири схватила девочку за окровавленную кисть двумя руками, словно собираясь сделать ей «крапивку», и ударила по коже разрядом. От неожиданности девочка даже не успела взвизгнуть — кожа на руке начала исходить жарким паром. Под ее запоздалый крик Вика отодрала ладони — на них остался верхний слой еще розовой кожи. Девочка бросилась на пол, прижимая к себе многострадальную руку, рыдала в голос.
— Дай посмотреть, — согнулась нитсири, хватая ее за предплечье. Та одернула руку и закричала еще громче.
— Дай мне! — гаркнула на нее Викта и пригрозила ножом.
Девочка, размазывая слезы по красному лицу, сунула ей руку. Очень грубо. Очень. Следы ее ладоней отпечатались на коже двумя яркими ожогами. Но раны больше не было. Только тонкая полоска шрама и два ожога от наложения рук, больше ничего.
Абель Ро выпорола бы ее за подобный результат, но сейчас старой ворчуньи здесь не было. Они были не на экзамене.
— Хорошо, — кивнула Викта и отпустила ее. — Теперь иди собирайся. Мы уходим отсюда.
Жу не сдвинулась с места, а только размазывала слезы по красному лицу. Нет, не была Викта ее спасительницей.
— Послушай, — сказала Викта ледяным голосом, хватая ее за шиворот и привлекая к себе. — Ты теперь моя. Слышишь? Моя. Это мое, — погладила она ее по волосам. — Это мое, — дернула за нос. — И это, — ткнула она ее в грудь так, что та едва не упала. — Давай, топай.
Браво, нитсири!
Девочка, сама не своя от страха, повиновалась и вышла из избы. Викта последовала за ней, не спуская с нее взгляда. Псоглавка всю дорогу из деревни поглядывала на нее, словно видела первый раз в жизни. Ее заплаканные глаза горели страхом, где-то глубоко внутри пряталась черная ненависть.
* * *
Они оставили деревню на рассвете и очень скоро дошли до реки. Теперь поток бурлил справа от них, а они с Жу следовали вверх по течению. Топать так предстояло еще пару дней, пока у них под ногами не зажурчит тот самый ручей, который и должен привести Викту к их старой стоянке, к Сарету. Все просто и ясно. На первый взгляд, конечно.
Ее мешок существенно полегчал, когда она переложила часть вещей в сумку Жу. Девочка взвалила его на плечи без единого слова, и так же молчала, когда они оставили ее родную деревню за порогом. Куда ее вела Викта — ей было неизвестно, но нитсири держала ее впереди и подгоняла, если та замедляла шаг. Псоглавка время от времени оглядывалась на спутницу с плохо скрываемой опаской, но старалась делать все, что от нее хотели, косясь на нож, рукоять которого нитсири теперь не выпускала из пальцев. Девочке непросто было тащить тяжелую сумку, но она молчала, сглатывая слезы. Еще тяжелее было находиться рядом со своей «спасительницей». Теперь псоглавка страшно боялась ту, которой была обязана жизнью, и когда нитсири ее окликала, она тряслась как цыпленок.
«Сеншес, не хотела я, чтобы все закончилось вот так, — сжимала Викта зубы и глядела девочке в спину, которая тащилась впереди, утопая в снегу. С этой огромной сумкой она еще больше походила на бурдюк, заполненный кровью. Привыкай, будущая абель.
Вечером Викта разжигала костер, не забывая выразительно посматривать на Жу, чтобы та и не думала сбежать.
Ловила себя на мысли, что доведись ей взглянуть на себя со стороны, сама бы испугалась не меньше. Волосы грубо обкорнаны, руки в страшных ожогах, вооружена до зубов — абель Ро точно бы гордилась такой бандиткой, как ты.
— Заткнись, — прошипела нитсири, сама не зная кому. И кхамеру понятно, что она права.
Себя она ненавидела. И псоглавку она ненавидела — эта дура за все время не сделала и одной попытки, как-то вырваться и сбежать от нее. Такая покладистая и услужливая. Выродка она и есть выродка. Псоглавцы только и умеют, что грабить и танцевать вокруг костра. А если и прижать их к ногтю, то на брюхе будут ползать, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь. Так писали в книжках, чистая правда — Викта могла подтвердить это на собственном опыте. Зачем еще нужен этот народ? Пусть повинуются тем, кто намного цивилизованнее их. Либо умри, либо тебе найдут применение.
Девочка заливалась криком боли, пока Викта поила философский камень ее молодой кровью. На этот раз под нож пошла уже другая рука.
— Вихта, — плакала девочка. — Вихта. Деламеха аде…
Викта не отвечала. Нечего было отвечать. Терпела бы лучше.
Когда нитсири решила, что крови пока достаточно, убрала камень и «прижгла» рану. На этот раз Жу упала в обморок от такой резкой вспышки боли. Викта осмотрела ее руку — на этот раз получилось куда как лучше. Не фонтан, плетки Ро ей точно не избежать. Но, по крайней мере, кожа с рук не слезла. Лучше.
Следующая пара дней текла в таком же ритме. Днем они с небольшими привалами шагали вдоль реки, а вечерами проводили кормежку. Когда спутницы таки дошли до ручья и остановились на ночлег, Жу еле держалась на ногах и не могла нести сумку — полдня поклажа лежала на плечах нитсири. Все силы псоглавка отдавала камню.
Из всего выходило, что мучиться оставалось недолго.
* * *
Девочка сидела перед костром, уставившись в пламя черными, ничего не видящими глазами. О чем она думала? О матери? О своей прежней животной жизни, когда каждый самец с торчащим отростком имел ее, когда тому вздумается? О том, как бы ей пережить следующую ночку и проснуться на рассвете, чтобы снова ступить в снег? Зачем ей это? Наверняка думает как бы прирезать свою мучительницу, пока та дрыхнет. Эй, дурочка! Ведь это нитсири спасла тебя от голодной смерти — так бы и сидела на том дереве. Викта привела обратно домой, обогрела, накормила и не дала кхамерам тебя сожрать. Будь хотя бы чуть-чуть благодарна. Сидела бы птичка сейчас на ветке и жевала кору, не смея сунуть нос в родное разоренное гнездышко. Так и замерзла бы, дурочка.
Ей похоже было все равно. Лишь бы было сыто, удобно и тепло.
Выродка. Псоглавка. Нелюдь одним словом.
Сеншес… И это ее мысли? Сеншес… Во что она превратилась?
Нет. Сегодня кормежки не будет.
Викта заерзала на своем месте, Жу испуганно вскинула глаза, очевидно решив, что настало время закатывать рукава. На ее запястьях уже живого места не было от ожогов и разрезов, девочка уже ноги с трудом переставляла.
Но нитсири укладывалась спать. Она чувствовала на себе взгляд Жу, когда накрывалась одеялом.
— Спи, Жу. Я даже связывать тебя сегодня не буду, обещаю. Спи, малышка.
И отвернулась от девочки, напуганной не меньше ее самой, которая подобно нитсири плакала каждую ночь. Сеншес… Что с ней произошло? Как она могла резать ей руки и пить — да-да, не камень, а именно она! — пить ее кровь. И сколько это будет еще продолжаться? Через несколько дней они повстречают Сарета и тогда… Если, конечно, Жу сможет подняться на ноги… Но она отпустит ее — куда? Или выжмет из ее слабенько тельца всю кровь, чтобы не пропадала зазря.