Тут псоглавец со снежно белыми волосами резко подошел к ней — Викта зажмурилась до белых искорок, вся сжалась в комочек и чуть не потеряла сознание от страха. Между ног сразу стало тепло, мокро и очень обидно.
Долго ничего не происходило, никто не трогал ее.
Викта ничего не понимала — ни один не коснулся ее даже пальцем. Вместо этого они отступили, от омерзения сплевывая на землю. Быстро похватали вещи, побросали в реку все лишнее и скрылись между деревьями, словно их и не было вовсе.
…
Жу сделала пару нетвердых шагов за ними, но задержалась и какое-то время стояла, глядя на униженную Викту, и молчала. Потом разжала кулачок — на ладони сверкал философский камень.
Ее камень, ее драгоценность! — псоглавка ухмылялась, ее глаза пели в свете пламени и отчаяния нитсири.
«Хочешь его?» — спросила она одним взглядом.
Викта очень хотела. До припадка, до истерики, до дрожи во всем теле. С удовольствием сейчас бы упала на колени перед этой тупой шавкой и вылизала ее ботинок — все что угодно, лишь бы получить свою драгоценность обратно. Могла бы, если бы не тряпка во рту и не ремни.
«Развяжи меня, Жу? Помнишь, как я бросилась за тобой к краю обрыва?» — спросила Викта мычанием и слезами.
«Помню», — ответили ее глаза. — А еще я помню, как ты резала мне руки, чтобы накормить эту проклятую вещицу. И спасла меня ты только для того, чтобы я была бурдюком с кровью».
«Нет, нет, Жу!» — плакала она, но сама в глубине души понимала, что это правда, и чем больше она лжет, тем сильнее натягиваются ремни на ее шее.
Скажи правду. Очень радовалась такой удаче, что встретила живую девочку в вымершей деревне. Наверное теперь жалеешь, что не зарезала ее сразу, чтобы разлить кровь по бутылкам — на дорожку.
Так бы поступила истинная абель, а не трясущаяся кошечка, запутавшаяся в своем поводке и полуживая от страха. Теперь мяуч сколько влезет, дурочка. Раньше надо было резать и колоть. Либо ты, либо она — вот непреложный закон Леса. Ты выбрала.
А вот теперь настал ее черед выбирать. Какая участь ждет преступницу и ведьму?
«Да, — кивнула псоглавка. — Теперь ты все понимаешь».
Повернулась и швырнула философский камень в кострище. Подошла к полуобезумевшей от отчаяния нитсири, харкнула ей в лицо и бросилась догонять своих. Ее уже кликали.
* * *
Как же холодно! Вернуться?.. Нет! Только вперед, позади ничего, кроме глупых сожалений. Оно все еще за спиной? Не обернуться — слишком страшно вертеть головой. А вдруг Оно все еще там?!
Он точно видел, как что-то прыгало с ветки на ветку, прежде чем ринулся бежать со всех ног. Что это было, Сеншес?! Тварь точно с неба свалилась. Сарет не мог точно описать, что он видел, но стоило ему отойти от пепелища чуть подальше, как краем глаза он заметил, как нечто черное бросилось к нему. Тогда сердце его забилось вдесятеро быстрей, а ноги сами понесли его прочь — прошибая горячим дыханием мороз, утопая в сугробах по колено. И он бежал, слушая набат в ушах, и чувствовал, как Оно прется через подлесок по его душу. Сеншес, быстрее!
Но холод не ушел надолго, скоро он вернулся. О, да — он никогда не оставлял его скучать одного.
Сколько он еще продержится? Сто шагов, двести? Хоть бы чего намотать на ноги, это же кошмар! Они уже красные, дальше уже начнут синеть. Нет, ничего не было. Летом, еще куда ни шло, и комаров пережить можно. Но зимой проваливаться в сугробы с болтающимися между ног причиндалами. Ахахаха, сам бы смеялся, не будь он в собственной шкуре, не будь этого, преследующего его по пятам.
Здесь он упадет, нет? Он несся вскачь по сугробам, чтобы забраться подальше от пепелища, скрыться в чаще, понадеявшись, что потеряется там. Не хотелось сдаваться сразу, умирать так близко от стоянки, да еще и в зубах какой-то жуткой твари. Подальше, еще немного дальше! У него ничего не осталось, кроме ошметков гордости, а ее он так просто не уступит — пусть эта чертова Тайга знает с кем связалась! Он так просто не рухнет с головой в сугроб и не свернется калачиком, предоставив снегу облепить его, как крем пирожное — на закуску чудищу. Сеншес, жрать-то как хочется… И одеяло. Что угодно отдал бы за простое одеяло. Ничего не надо. Ни золота, ни дворцов, ни женщин, ни философских камней. Одеяло ему! И костер. Можно даже без костра, но одеяло. Нет! Нет, беги, дурак, там же смерть за спиной! Какое же к Сеншесу тебе одеяло?! Не будет тебе никакого одеяла. Откуда здесь в самой утробе Дикой Тайги ты найдешь одеяло?!
У рок’хи есть наверняка. Они хоть и выродки, но холодными ночами спят под одеялами. Не могут же они и трахаться на виду у своих зверенышей? Или могут? Они же дикари, Сарет! Наверняка и детей посвящают в свои игрища. Разводят костры до неба и пляшут вокруг. В одеялах.
Как бы он хотел присоединиться к ним. Пусть они выродки. Пусть ему бы пришлось плясать под их песни, слушать их барабаны. Но у костра тепло и безопасно, запах не самое главное. И даже если бы его заставили бы сношаться с огромной волосатой бабой, больше похожей на медведя, чем на нормальную женщину, он все равно бы согласился. Это лучше, чем бежать голым через лес, спасаясь от страшного чудища. Как тебе такой первый раз, Сарет? Думал, что будут чулочки, белые трусики? Ага, вот тебе — хватай ее мохнатые прелести и держись крепче! И не ты ее будешь трахать, а она тебя оттрахает!
Пусть так. Но выжить…
И пусть бы его сожрали после соития. Ешьте меня, выродки! Только дайте погреться у вашего костра, завернувшись в колючее одеяло, не думая о выживании хотя бы до утра.
Ах, он все еще чувствует ноги! Они горели, как два уголька. Он даже не думал, что сугробы такие горячие, прямо раскаленные. А вот воздух — нет, он колючий, как подушка для булавок.
Задыхаясь от усталости, трясясь от холода, Сарет привалился к дереву. Бежать не было сил. Он обернулся, ожидая увидеть любых ужасов в темнеющем, сумеречном лесу. Какой угодно морды, оскала и безумных глаз, жаждущих крови. Но не увидел ничего, кроме собственных следов.
Сглотнул вязкий комок и побрел дальше. За его спиной ничего не хрустело и не ломалось под натиском гигантской туши. Неужели оторвался? Хорошо. Хорошо бы еще найти одеяло, тогда будет еще лучше.
Теперь остался единственный враг, который был стократно хуже неведомой твари. Холод, конечно же. Зубищи у него длиннее и острее, чем у любого чудовища из ночного кошмара.
Пара шагов, и как по команде холод навалился на его обнаженное тело и принялся втаптывать в землю. Больше ни шагу, Сарет. Ты от Рыжека ушел, от Гория ушел, от кхамеров ушел, даже от того неведомого чудовища ушел. Попробуй-ка уйди от холода.
Сарет не сможет, это ясно. Даже заберись он на дерево, чтобы точно не попасть на зуб монстров, от холода ему не скрыться даже на макушке самого высокого рефа. Как же вы, гиганты лесные, выдерживаете целую зиму без движения? Научите, а? Молчание — храните свои секреты.
Еще, наверное, не меньше тысячи и еще сотни шагов, и лес окончательно укрылся черным. Сарет чувствовал себя в стакане, залитом чернилами. Больше не шагу — забилось в его голове, когда он привалился к стволу рефа. Сполз вниз и откинул голову. Как нечестно…
Он не сдержался и закричал во все горло, требуя у Леса ответа — как ему выжить? Ведь умирать так не хотелось. Пусть он будет жить Опустошенным, жалким и брошенным неудачником! Он сам определит на что ему эта жизнь, но сейчас… Просто помогите! ПОМОГИТЕ МНЕ!
Эхо затихало в массе нескончаемых исполинских колонн-деревьев — черная пучина проглотила его крик.
Но Лес хотел больше. Хотел съесть его всего. Он был таким маленьким и слабеньким под гигантским изломанным, мощным телом Тайги.
…
Сколько он уже пробежал? Вроде пепелища не видно, но едва ли далеко. Сколько он еще сможет пробежать, прежде чем рухнет под одним из этих рефов?
Немного. Очень немного. О рассвете смешно даже помышлять, если он срочно не найдет укрытие и одежду. А их нет и не будет. Иначе им с сестрой точно не пришлось бы идти порознь.