— Нет, Крес, — сверкнул Леший глазами. — Нет у меня никакой жажды власти. Я в своей жизни управлял разве что лошадью, да и то она меня сбросила на середине пути. Не нравлюсь я животине. Ослы не в счет, им вообще на все наплевать. У них тоже нет желания занять место вампиров, я уверен. Те, что хотят все разрушить, не собираются ставить себе памятников и возводить дворцов. Ведь и памяти не должно остаться. Ничего. Только пепел.
Леший замолчал.
— Вы все явно психи, — покачал головой Крес и бросился обратно на лежак. — А я псих, что еще продолжаю надеяться на какой-то хороший исход…
— Наша идея — это Разрушение, Крес-Килса, — говорил Леший, не обращая внимания на его грубость. — Мы хотим разрушить Альбию и убить всех абелей, и даже больше — истребить даже саму память о них. Ведь не было в мире более отвратительного государства.
— Ты уже это говорил, — сказал Крес, опуская веки. Он замолчал и сделал вид, что засыпает. Но чувствовал, что Леший не спускает с него своих колючих глаз. После заката они становились какими-то прямо пронизывающими до костей, что не могло не нагонять на него жути.
— А такой идеей только на рынке баб да ребятню пугать, — наконец выдал Крес. — Я ожидал большего.
— Когда ты увидишь этого человека, к которому ты ведешь свою Аду, то по-другому заговоришь, — отозвался Леший. — И вспомнишь наш разговор. Но будет уже поздно. Лучше подумай, и подумай хорошенько сейчас и реши, — нужно ли тебе завтра идти дальше. Откажись, пока можно.
— Нечего думать — я уже все сказал давным-давно.
— Хорошо, — удовлетворенно ответил Леший и отвернулся.
Крес попытался уже, наконец, заснуть, но мысли, разбуженные проклятым травником, только сильнее впились в его мозг. Проклиная болтливого спутника, Крес ворочался еще какое-то время.
* * *
Она смотрела на него отовсюду, куда бы он ни отошел — она была уже там. Когда лежал на кровати, зажмурив распухшие от недосыпа глаза, она все равно смотрела на него. Он открывал глаза, и она была там. И он закрывал глаза, и она тоже все еще стояла там. На столике. И звала его.
Философская ртуть. Нектар Сеншеса. Благословение, которое абели даруют всем своим самым верным слугам.
Крес отвернулся, но Жажда стала только сильней. Прогнать ее достаточно просто. Открыть пробку и вылить в себя содержимое бутылочки.
И тогда боль пройдет, и он увидит сон. Где будет она. Снова она. Одна из тех десятков лиц, которые подобно нескончаемому водному потоку текли в его сознании, сливаясь в одно лицо, которое он смертельно боялся найти среди них.
Стоило только закрыть глаза… Стук угля в ушах, черные следы…
…
Это ее место. Постель уже ничего не помнит. Она холодна и уже забыла запах ее пота. И не осталось ни следа, ни волоска, ни вмятины на подушке.
И все залито этим противным светом. Фонарь прямо напротив окон светил в лицо трупно-зеленым сиянием. Как всегда. Как тогда… Но фонарю было все равно, он светит сейчас и будет светить потом все так же, а Крес не хотел ничего забывать.
Нужно только лишь протянуть руку и чуть наклонить бутылочку.
Крес бросился на подушку, и его скрутила очередная волна Жажды — ртуть не отпускала его. Он ухватил несвежую наволочку зубами и подавил судорогу, которая мигом скрутила его тело.
Зачем он мучается? Зачем сопротивляется? Ради чего? Увидь его кто-нибудь из знакомых — тот же Ален — встал бы сейчас в дверях с открытым ртом и с недоумением в глазах. Зачем? Зачем?
Он сам не мог объяснить точно, зачем уже второй день лежит в этой прокисшей комнате, купается в зеленых лучах фонаря, перебирает в памяти лица и борется не пойми с чем. Ртуть вот она — на столике. Это высший сорт. Не та разбавленная моча, которой пробавляются фосферы. Настоящая, сильная, сладкая…
Нет. Он не будет. Пусть Жажда сожрет его. Приятного аппетита, тварь.
Иначе…
Крес поднял голову с подушки. Иначе… нет. Он в любом случае выпьет ее. Иного исхода не было. От нее нельзя отказаться, и отнюдь не из-за угрозы наказания. Это было просто невозможно, противно самому мироустройству. Все равно, как заставить себя не дышать — тело все равно взбунтуется и образумит дурака.
Тогда, в чем состоит шутка?
Крес сел на постели лицом к бутылочке. Не мог поднять глаза — один серебристый отблеск, и он сорвется.
Еще. Еще чуть-чуть. Удар. Два удара сердца. Свободы. Почувствовать себя свободным.
Три удара.
Он бросился к столику и чуть было не перевернул его. Прохладное стекло обожгло кожу, пробка вылетела, словно сама собой. Крес прижал губы к горлышку. Горьковатая жидкость бросилась на язык, заставив на мгновение вздрогнуть, но не выпустить бутылочки. В следующее мгновение ртуть уже неслась в желудок, распространяя по телу вожделенное жжение. Он выдохнул, сбрасывая с себя все сомнения и мысли. Задрожал, сжал себя руками. Его начинало потряхивать все сильнее, чем больше он ощущал, как Нектар принимается за работу — так всегда бывало вначале. Он вцепился в столик и зажмурился, облизывая и облизывая губы без конца, когда ртуть начала работать. Он весь напрягся, даже чуть приспустил штаны из-за тесноты. Хорошо… до боли хорошо.
Сеншес, он выпил слишком много. Полагалось принимать по чайной ложке или вводить ее прямо в вену небольшими порциями, чтобы ртуть правильно и эффективно принялась его организмом. То, что он сделал, было непростительным расточительством. Все равно, что выпить дорогое, выдержанное вино в один присест — только хуже.
Но Кресу было наплевать. Он с трудом дотащился до постели и снова рухнул в подушки, кислого запаха которых он уже не чувствовал.
Только ее.
* * *
Когда Крес сел на кровати, сил в нем было хоть вычерпывай. Хотелось срочно бежать. Куда-нибудь и сделать там что-нибудь. Великое. Страшное. Громкое. И точно он знал, куда пойдет и что сделает. Плевать на запрет Мерай и на наказание.
Найти Клода и добиться от него ответа. Ады. Любой ценой.
Уже натягивая на себя куртку, Крес повернулся к зеркалу, которое висело над умывальником. Да… Ну и видок у него! Все же вылакать целый флакон философской ртути было слишком. Белки глаз так и рыдали серебром. Одна светящаяся капелька как раз выпала из уголка и потекла по щеке. Вторая.
Он никогда не видел себя таким. Может быть, потому что всегда относился к Нектару осмотрительно и соблюдал все рекомендации по его употреблению.
Не спешить, знать дозу, принимать по чуть-чуть и делать перерывы.
А сейчас, гляди. Сорвался. Ртуть вырывалась из его организма, тело взбеленилось против наглого вторжения и всячески отторгало зелье.
Все в нем кричало, что он теперь точно конченный фосфер. И натянутая кожа на скулах, и капельки пота на лбу, и покрасневшие, налившиеся губы. Облизывается, словно волк, который только что сожрал теплого и еще живого ягненка после долгой голодовки.
И хочет жрать еще и еще. Пока зубы не сотрутся о белые, сладенькие кости.
Крес сбежал по лестнице и вышел на улицу, где сразу же окунулся в толпу, которая вывалила на тротуар в этот знойный предзакатный час. Он бежал среди них и встречался глазами с каждым, скалясь в лица, расталкивая людей плечами. Шел широкими шагами, огибая дом за домом, переходя проспект за проспектом, окутанным неизменным — кирийским — зеленым светом. Шел и шел, пока не оказался в громадной и угрожающей тени, которая закрывала половину неба.
* * *
— Ром Крес, — поприветствовал его гвардеец с нашивками ренкера, стоящий на часах у лестницы. — Простите, но вам запрещено подходить к белю Клоду. Приказ абель Мерай.
Вот так прием. Не успел он толком окунуться во все эти переплетения залов и лестниц, а его уже выгоняют.
— А кто тебе сказал, что я ищу беля Клода? — спросил Крес, смотря нахалу прямо в глаза. Ненависть и злоба накатила на него подобно грозовой туче. Разбить это наглое личико. Опустить забрало и бить, пока из глазниц не польются мозги.