Сарет только затравленно обернулся и уткнулся носом в крепчающую стену чистой тьмы. Где-то… Где-то там.
— Знать бы, где она сейчас, и чего ей было надо, — проговорил он. — Она назвала себя…
— Другом, ты говорил.
— Нет, я соврал — сам не знаю зачем. Она сказала, что она наша мама.
— Мама? Ты уверен?
— Ага, она еще заплакала, когда я, сам того не желая, обидел ее.
— Ну, ты и злодей! Она тебя спасла, а ты…
— Да ну тебя, я серьезно!
— А я и не смеюсь.
— Ну и Сеншес с тобой.
Они помолчали. Викта рассматривала свои руки. Они все еще трепетали мелкой, но упорной дрожью.
— Болят?
— Болят…
— Покажи.
— Я даже боюсь сжать… Ммм… Не получается. Больно просто держать их на весу, а если… Ай!
— Может еще раз попробовать? С камнем.
— Нет. Мы и так перестарались. Надо было по чуть-чуть и постепенно — так естественней бы получилось. А теперь… Ах, как больно… Не знаю, что и думать. Может и срастется…
— Он сытый, — Сарет протянул ей ярко горевший камень. — Держи.
— Как я, по-твоему, это сделаю? — фыркнула сестра. — Пусть побудет у тебя, пока что.
— Дай карман, я брошу.
— Смеешься? А если нужно будет достать, а как я без рук?
— Возьми, все равно будешь пить силу.
— Сарет, что за глупости?
— Возьми!
— Ладно, суй, дурак. Есть какая-нибудь еда?
Сарет порылся в сумках и вытащил пару черствых лепешек. Викта по привычке хотела взять их, но зашипела от боли и уронила лепешку на колени. Выругалась и посмотрела на Сарета с безмолвной мольбой.
Час от чесу не легче. Пришлось кормить ее с рук.
— Ты сам-то ел? — спросила она с набитым ртом.
Он кивнул. Викта жевала свой немудреный ужин, а Сарет отщипывал ей кусочки хлеба и совал в рот. Потом вытащил небольшую бутыль, которую нашел у одного из выродков, откупорил пробку и поднес нос к горлышку — едреный запах тут же ударил его со всей силы.
— Что там? — спросила Викта.
— Что-то крепкое, — ответил Сарет, протирая слезящиеся глаза. Сеншес, и они это пили?!
— Не знала, что грабить трупы — это так доходно.
— Могу обратно отнести.
— Не надо. Лучше дай сюда.
— Тебе нельзя, ты еще маленькая.
— Сарет?! На себя посмотри!
Еще раз понюхал таинственную жидкость, аккуратно приложил губы к горлышку и под завистливым взглядом сестры чуть нагнул бутыль. Жидкость словно сама ждала, когда он сделает робкий шажок, и ответила. Неукротимой волной алкоголь влетел в его глотку. Ох, Сешнес! От такого натиска чуть было не подавился.
Викта захихикала, наблюдая, как Сарет кашляет и плюется от отвращения к песьему зелью. Еб… его во все дыры, какая гадость!
— Нет-нет, не выбрасывай! — взвизгнула она, неловко пытаясь остановить Сарета, который хотел уже вылить гремучее пойло в костер — пусть хотя бы пламя поддерживает!
— Никогда более паскудной дряни не пробовал!
— Ага, а тебе есть с чем сравнить?! — возмутилась сестра. — Когда? Где?
— Какая разница?.. — закатил глаза Сарет. — Ты мне не мама.
— Ага, твоя «мама» сейчас рыскает в темноте и скрежещет окровавленными зубами.
— Это-то тут причем? Она и твоя «мама» тоже. Смейся, смейся, мне вот совсем не смешно. Вылезет сейчас из темноты и броситься обниматься.
— Пусть лезет. Я хочу напиться, как последняя тварь! Дай, бутылку. И помоги мне.
— Нет. Нельзя.
— Почему тебе можно, а мне нельзя?! Я что меньше страдала? У тебя глаза на лоб полезут, если я расскажу, что мне пришлось пережить.
— Ты ведешь себя глупо.
— А ты ведешь себя, как… Ро!
— Если бы я вел себя как Ро, выдрал бы тебя и не посмотрел на твои ручонки.
— Я бы сама поколотила тебя, будь у меня ручонки. Я теперь даже щелкать пальцами не могу, чтобы поджечь твой зад!
Сарет раскрыл было рот, чтобы ответить еще какой-нибудь колкостью, но просто махнул рукой, затолкал пробку поглубже в горлышко и бросил бутылку сестре на колени. Викта какое-то время ругалась, пытаясь кое-как вырвать пробку зубами, но вскоре сдалась:
— Мудак!
— Пьяница.
— Балбес.
— Курица.
— Шляпа.
— Дура подпаленная.
— Ага, спасибо, я знаю. А ты знаешь, что ты задница?
— Нет, зато я точно знаю, что ты мелкая заноза в моей заднице.
— Как и то, что у тебя в голове пусто, как и во всем ост… — бросила она, но в последний момент прикусила язык, но было слишком поздно.
Сарет вспыхнул и сжал кулаки до хруста. В яблочко.
— Прости, — подняла она трясущиеся ладони к лицу. — Извини. Ты же…
— Ага, — кивнул Сарет, протирая глаза. Точно в яблочко. — С этим ты явно угадала.
— Прости. Прости меня, пожалуйста! Это… Я не то хотела сказать. У тебя пусто, в смысле, ветер в голове… Сил нет, чего я несу…
— Ничего. Все верно. И про ветер, и про пустоту.
— Ты… можешь все выпить сам. Тогда там будет что-то… О, нет… Брат, мне жаль. Правда
Сарет криво ухмыльнулся и схватил пойло. Поднялся и потряс бутыль. Внутри оставалось еще как минимум с четверть — достаточно, чтобы упиться вусмерть. Легко вырвал пробку и сделал нарочито большой глоток. Зелье ворвалось ему в желудок тараном и взорвалось там. Сарет скривился от огня, который впустил в себя с таким садистским удовольствием, и сложился пополам, силясь удержать жидкость внутри. В голове целый табун лошадей брыкался и переворачивал его желудок вверх дном. Сарет сплюнул и приложился к бутылке еще раз и пил, пока из глаз не посыпались искры.
— Сарет, — бормотала Викта, смотря на него круглыми глазами. — Не надо…
Но он не слушал ее, а продолжал напиваться, как в последний раз. Через пару глотков ноги уже начали подкашиваться, и он упал на лежак, не отпуская бутыль и не прекращая пить. Викта тут же бросилась на него и попыталась отнять пойло. Сарет принялся отталкивать ее, но сестра вцепилась в бутыль на удивление крепко для своих страшных ран.
— Зачем? — заливалась она визгом, силясь перекричать боль в ладонях. — Что это даст?
Сарет с силой пихнул ее в грудь и долакал остатки. Потом яростно швырнул бутылку подальше. Она звякнула, ударившись о землю, покатилась и навсегда пропала в бурном потоке.
Викта сидела побледневшая и не сводила с Сарета испуганных глаз. Он выдохнул горячее облачко и резко ощутил всем нутром, какой вулкан разбудил в себе. Там рвались бомбы и пылал огромный костер, норовя разорвать его желудок в труху. Горло горело огнем и вот-вот готовилось поджечь его возбужденный мозг. Как это вообще можно было пить на здоровую голову? Чертовы выродки. Перед глазами все потонуло в алом мареве и поплыло. Он каким-то чудом заставил себя упасть на спину, а не полететь с головой в горящие поленья.
— Братик, — шептали над ним, но он ничего не видел, кроме алых пятнышек, которые водили вокруг красочный хоровод. — Зачем ты так? Я же пошутила.
Он понял. Какая же глупость. И сразу так — перед сестрой, которую он же и вырвал из объятий смерти. Губы горели от огня и страстного желания успокоить ее, обозвать себя дураком и все такое, но язык не подчинялся ему. Да, он поступил ужасно глупо, и его страшно накажут. Надо бы повернуться на бок — если его начнет выворачивать, он не захлебнется блевотиной, но ничего не вышло. Перед ним зависли крючковатые ветви рефов, объятых сиянием далеких голодных звезд. Они хохотали над ним.
И еще был плач. Сарет так и не понял, кто плачет и по кому.
* * *
Утром его встретила раскаленная, трещащая голова. Табун все не унимался, но теперь к нему присоединилась рота рыцарей, которые кололи его голову копьями. Сарет продрал глаза и схватился за макушку. Солнце светило слишком ярко и добавляло еще уколов.
Приложил ладонь к глазам и поморгал — сквозь марево проступил знакомый силуэт. Она сидела неподалеку и неловко подкидывала палочки в костер. Сешнес… Она следила за костром всю ночь?
— Проснулся? — она обернулась. Глаза запали, кожа напоминала туго натянутый пергамент. Да, всю ночь.