— Убирайся обратно в Яму. Где тебе и место! — прорычала Викта, высвобождая бурю из горя и горького осознания, что так их приключение и закончится. Не будет триумфального возращения домой и завистливых глаз друзей и подруг. Балда, как ты могла даже помыслить о таком?
— Нет… — простонало существо, ее тень истончалась, таяла за ее спиной. — Я туда не вернусь.
— Мне все равно, куда ты пойдешь. Главное больше никогда не приближайся к нему. И ко мне тоже.
— Ладно… Прощай, дочка.
Крылья исчезли, на их место шагнул ветер. Холодный, злой ветер, которого люди заставляли ждать слишком долго своими глупыми разговорчиками. Следом вновь похолодало. Больше ничего не могло помешать ветру и холоду завладеть глупенькой нитсири, которая сидела, прижавшись к мертвецу, и заливала его горькими слезами. Такая маленькая и слабая, открытая и покорная для его холодных ладоней…
— Она ушла? — еле слышно прошептали его губы.
— Не знаю, — всхлипнула она. — Лежи и помалкивай, дуралей.
— Я чувствовал ее всю ночь и не знал, как прогнать ее. Я боялся и потому… прости.
— Ты нас убил.
— Зачем ты зашила рану? Пусть бы все вытекало, там немного осталось.
— И что? Что дальше? Ну выпила бы я тебя до нитки. А дальше?
— Ви, лучше один, чем двое.
— А дальше что?! — уже не шептала, а шипела она ему в ухо, так тихо и так яростно, как только могла. — Что ты предлагаешь мне делать с твоим трупом? Оставить так, укрыв снежком на поживу кхамерам? Зарыть в мерзлую землю? Так, им еще проще будет, не надо вылезать на поверхность — все как на подносе. Эти сволочи ползут за нами уже несколько дней и выжидают, когда мы сами сдохнем. А ты хочешь им помочь?!
— Нет, не хочу.
— Хочешь-хочешь, тебя наверное Акай купил.
— Кто?
— Заткнись! Все напрасно. Я знаю, что ты лазаешь по деревьям на рассвете, пока я сплю. Если бы там было хоть что-то, ты бы прыгал от радости. Но там нет ничего. И значит, идти нам некуда.
— Ви, с моей кровью ты сможешь…
— Нет! Нет! Замолкни.
— Ви, я все равно уже не смогу встать.
— Вот поэтому ты убил нас обоих, дурак. Думал спасти, но не подумал, а нужно ли мне такое спасение, которое и не спасение вовсе, а отсрочка. Ты просто поменял нас местами. Теперь мне придется хоронить тебя.
Сарет хотел что-то возразить, но не смог. Его губы задрожали, он зажмурился и отвернулся, пытаясь скрыть проступившие слезы. Нитсири поднялась, вытирая свои. Их осталось немного, она вдоволь поплакала накануне.
— Куда ты?.. — спросил Сарет, дрогнувшим голосом.
— Пойду найду чем разжечь костер.
— Не надо… Уходи, слышишь?
— Куда же? Я никогда не пойду, устала уже ходить-бродить, как неприкаянная. Неужели ты мог подумать, что я брошу тебя здесь? Что я просто так закопаю своего брата в землю и просто уйду? Если бы я проснулась чуть позже и нашла бы тебя мертвым, не сделала бы я и шагу дальше, так и знай. Засунула бы этот еб…ый камень тебе обратно в очко и повесилась бы на этом рефе — уж лучше так, чем шагать в никуда, напрасно надеясь на чудо. Никуда отсюда уйти нельзя! Лес держит нас и водит кругами. Мы как мышки в лабиринте.
— Ты не можешь знать наверняка. Но у тебя еще есть шанс, а с моей кровью у тебя будет еще один. Где-то дальше. Должно быть поселение южнее. Рок’хи не стали бы жить на отшибе.
— До него мы не дойдем. Расслабься. Хватит жевать сопли, ты уже не ребенок. Обгадился, так теперь имей мужество посмотреть правде в лицо. Убить родного брата, сцедить с него кровь, чтобы самой выжить, — ты сбрендил? Или ты думал, что я здесь только ради камня? «Спасибо, дорогой, я пошла. Поставлю свечку в храме тебе за упокой» — так что ли?!
— Ви, обоим нам точно конец.
— Пусть лучше так. Я умру только вместе с тобой. Мне не нужна эта сила, это будущее, эта… Альбия. Если я буду знать, что моего брата сожрали монстры в лесу, а я просто ушла, — это ничего для меня не стоит. Пусть тут даже сейчас откроется волшебная дверца в мою комнату со столом, усыпанным пирожными. И мне скажут: «пройдешь только одна» — я не пойду. Сяду здесь и буду смотреть на эти сраные пирожные, но не пойду. Я тебе уже говорила и повторю еще раз, что кроме тебя у меня нет ничего дороже в жизни. С тех пор ничего не изменилось. Прости, если я обломала в тебе героя.
Сарет ничего не ответил, да она бы и не стала слушать, даже если бы он сейчас упал перед ней на колени и просить прощения. Нитсири высматривала сухие веточки и отдирала кору от деревьев — сидеть здесь им еще долго. Скорее всего, они останутся здесь навсегда.
* * *
— Дай руку.
Викта вернулась с вязанкой хвороста и увидела, что Сарет весь красный от натуги пытается подняться на ноги.
— Ты чего делаешь?
— Не видишь что ли? Пытаюсь встать. Дай руку.
— Никуда ты не пойдешь. Мы остаемся
— Дай руку! — рявкнул Сарет не своим голосом. Викта опешила и чуть не выронила пучок веток. Таким злым она его никогда не видела. На тощей шее даже вены вздулись.
Викта сглотнула, положила хворост и помогла брату подняться. Сарет с надрывом дышал и смог простоять совсем чуть-чуть, прежде чем зашатался и осел на землю.
— Как голова кружится, — выдохнул он, откидываясь на спину.
— Я же говорила, — отвернулась Викта, укладывая растопку. — Никуда ты не пойдешь в таком состоянии. Крови в тебе осталось, наверное, на пол кувшина, а наглости на ведро.
— Ты тоже никуда идти не собираешься, — не остался в долгу Сарет, задыхаясь от усталости. Право, он потратил все силы на эту попытку встать. — Значит, мы пойдем вместе. Здесь сидеть я не смогу, уж прости.
— Не прощу, — бросила она и щелкнула пальцем. Огонек перебросился на кору и принялся заниматься. Повеяло долгожданным теплом. Нитсири отогрела ноги и удостоверилась, что костер держится крепко, собралась побродить по округе еще немного. Но Сарет не унимался.
— Сиди уже!
— Нет, мы пойдем!
— Ты еще не умер от холода, Сарет?
— Конечно же нет!
— Крепкий ты для дурака, который только что собирался свести счеты с жизнью!
— Это моя жизнь. Чего хочу с ней, то и сделаю.
— Пока ты сидишь здесь и греешься у моего костра, будешь делать то, что я велю.
— С чего это этот костер твой?
— Потому что я его собрала и разожгла. С того.
— Стерва.
— Лучше быть умной стервой, чем самоубийцей-неудачником.
— А быть неудачницей нитсири лучше?
Викта вздрогнула.
— Это ты к чему? — вскинула она брови.
— Ты же вообще не смогла найти химеру, так? — быстро заговорил Сарет, не спуская с нее одичавших глаз. — Не отпирайся: ты хныкала, как тебе страшно все дорогу, пока мы ехали. Наверное, руки тряслись, ты зазевалась и упустила своего кошака. А? Не говори только, что я не прав. Потеряла же его вместе с камнем. Или просто струхнула приближаться к химере. Или не смогла свернуть котенку шею — я-то помню, как ты жевала сопли на занятиях. Не кривляйся, ведь все так и было!
— Сарет, ну ты… — нитсири не могла поверить, что слышит от него такие обидные слова. Но брат продолжал, все распалясь:
— Ага, по глазам вижу, что прав, — нагло ухмыльнулся он. — Наверное, на седьмом небе была, когда я отдал тебе свой камень. Ну и где твоя благодарность?
— Сеншес, Сарет… — глухо проговорила Викта, и зло крикнула — Чего ты мелешь?! Нужен мне твой проклятый камень!
— Тогда давай его сюда, не заслужила, — протянул Сарет ладонь.
Викта смотрела на него, не веря ни собственным глазам, ни ушам. Разве… Разве оно так выглядит со стороны? Так мелочно и подло. Неудачница спасла его только для того, чтобы заполучить дармовую силу?
Не может быть. Это он с обиды. С глупой обиды.
Но Сарет все сидел с протянутой рукой…
— На, бл…ь, подавись! — выпалила она и бросила камень брату под ноги. — Делай с ним что хочешь! Хоть съешь!
— Это уже не твое дело, — сказал Сарет, сдувая с камешка невидимые пылинки. — Свободна.
Викта застыла на месте с открытым ртом — хотела обозвать его как можно обиднее, но не смогла выдавить и звука. Он… он прогоняет ее?