— Я же говорил, что когда-то был одним из них, — продолжал Леший. — Махалой их десятник, — кивок на вожака, который единственный мог изъясняться на альбийском. — Я бы тебе не советовал в следующий раз испытывать его терпение. На расправу он скор и в отличие от Асы знает, что такое боевой кнут. Сам неплохо им владеет, и поверь — ты не захочешь проверить его искусство.
— Мне уже страшно, — проговорил Крес, наблюдая, как шляпники расхаживают тут и там и с подозрением зыркают на них. — Кто это такие?
— Дозорные, — охотно объяснил Леший. — Сами они себя называют Молчаливыми Филинами. Смотрят, чтобы к Приюту не подошли посторонние.
— Молчаливыми? Хех, это явно не про них.
— Повезло ж тебе, что ты меня встретил.
— Сам себя не похвалишь…
— Ты думаешь, что со своим норовом способен договориться хоть с кем-нибудь, кроме лошади? Как ты был дураком, Крес, так ты дураком и остался. Без обид.
— Нам дадут поесть? — Васса с надеждой взирал на весело булькающий котелок над огнем.
— Если они не убили нас сразу, то да, — успокоил его Леший. — В этих местах лишний рот всегда в тягость, и просто так едой не разбрасываются.
— О чем шушукаетесь, песье племя? — давешний шляпник-вожак подсел к ним, сверкая лысой головой. Бородой он зарос буквально до глаз — маленьких, узеньких щелочек.
— Да так о своем, о девичьем, — ухмыльнулся Леший.
— Что с бабой? Больная она чтоль? — ткнул северянин в Аду.
— Утомилась за время пути, бедняжка, — кивнул травник. — Поесть бы ей чего. И нам.
— Всему свое время. Сначала узнаем, что за птицы к нам прилетели. Как звать тебя, любезный? — обратился Малахой к Кресу. — Я не из любопытства спрашиваю, а сугубо ради облегчения совести. Чтоб знать, кого притащу к порогу. Может быть.
— Крысолов, — буркнул Крес, смотря северянину прямо в глаза-щелочки. На псоглавца он походил слабо, но и человеком в привычном Кресу смысле тоже был едва ли — не нравился ему этот вытянутый гладкий череп с каким-то бугорком прямо на макушке. Сеншес их тут разберет на севере, кем они тут друг другу приходятся. Этот пес-привратник, не иначе. Приспущенный шарф выглядел почти ошейником. Свой блестящий посох Малахой покойно держал на коленях, не сводя с Креса внимательно-настороженного взгляда. На вид посох был тяжелый. Даже не посох, а лом, которым только лед дробить. Крес бы с таким точно не управился.
— Недоброе имя, — покачал головой северянин. — Меня вот зовут Малахой, и, кажется мне, ты не принесешь нам ничего кроме неприятностей… Что за дело у тебя к Алхимику?
— Эта женщина, — не стал кривить душой Крес. — Мне сказали, что Алхимик может ей помочь. Вернуть ей разум.
— У вас в округе врачей-мозгоправов нет, что ли?
— Такое искусство заклинания душ, каким владеет Алхимик, не под силу никому, — сказал Крес и вздрогнул. Как же глупо это прозвучало…
Но северянин остался серьезен, как скала.
— Кто тебе это сказал?
— Цирюльник из Изумрудного города. Он уже давно умер.
— Ты должен знать, что мэтр не станет тратить свое искусство на подачки всем подряд, — ответил Малахой без тени улыбки на грубом лице. — Как бы ты не зря проделал такой путь, чтобы вернуться ни с чем. Откуда ты? Не похож ты на местных ни рожей, ни говором, да и твоя баба тоже. Тут таких куколок не водится.
— Мы из Альбии, как ты уже, наверное, понял.
— Мне почему-то так сразу и подумалось, когда углядел вот этого вот, — он наставил палец на Лешего. — Любитель притащить кого-нибудь из своих отлучек. Надоело по лесам шляться да кусты свои выращивать? Вот решил почтить друзей, а? Думаешь, тебе тут шибко рады?
— Узнаю лично у мэтра, — Леший не повел и бровью. — Если он решит, что я достоин наказания, то так тому и быть. А если награды, то тоже не откажусь.
Малахой прыснул со смеху, но руки, крепко сжимающие посох, даже не дрогнули.
— Самоуверенности тебе не занимать, — погрозил он пальцем. — Может, хоть добрые вести несешь с собой, а не как обычно? У нас с ними худо.
— С добрыми вестями всегда худо, — покачал головой Леший. — На юге огонь. Погонщики Мерай выжигают деревни одну за другой. Но и сами умирают сотнями, что не может не радовать.
— Эво как! — хохотнул Махалой. — Когда-то загнали же рок’хи в эту дыру, а теперь сами решили в ней сгинуть? Ну, туда им и дорога. Так ты, значит, решил заранее унести ноги, пока там все не заполыхало?
— Не я один, — ответил Леший, все еще сохраняя непринужденный вид. — Скоро здесь будут тысячи рок’хи, которые лишились родного дома. Им нужен будет кров. Приют. Только не говори, что не рад?
— Чему?
— Тому, что грядет, — сверкнул глазами травник. — Исход. И сюда доберутся только самые стойкие. И злые.
Кресу показалось, что в его взгляде на мгновение мелькнул призрак демона, который выходил из Шкурного дома в злополучный вечер их побега, но постарался не подавать вида.
— Да уж… — тяжело вздохнул Малахой в бороду. — Хорошее времечко они выбрали… И ты… До вас там вести совсем не доходят?
— Какие вести?
— Такие, — сплюнул шляпник в костер. — Нет, больше Приюта.
— Как? — спросил травник после непродолжительного молчания.
Как?! Что значит «нет больше»? — разом завертелось в голове у Креса. Он уже решил, что северянин просто решил позлить Лешего и это просто плохая шутка. Но травник резко поменялся в лице и выглядел так, словно ему только что авторитетно доказали, что завтрашний день больше не наступит.
— Захвачен, сожжен, а пепел тайн и знаний рассеян по ветру, — хмуро проговорил Малахой. Посох он все так же крепко сжимал в побелевших руках.
* * *
Тут момент, когда сознание вернулось к нему, отпечатался еще более смутно, чем в мгновение, когда оно покинуло его в туннелях. Крес даже был готов поклясться, что непродолжительное время он был мертв и… видел там что-то. Но стоило закопаться слишком глубоко в мысли, как голова начинала нестерпимо болеть, и он отбрасывал эти образы. Не до них было.
Когда смог привести мысли в порядок, то сразу узнал комнату, в которой очнулся. И человека, который ходил за ним и выносил ночной горшок, тоже — такого не забудешь. Громадная, черная туша по-прежнему возвышалась за своим рабочим столом и отрывала кусок угля от бумаги только тогда, когда Крес начинал стонать от нестерпимой, стыдной нужды.
К вечеру к нему за ширму заглянул и Джехил со своей малышней. Чумазые мордашки выглядывали из-за плеча цирюльника.
— Где Ада? — в лоб спросил его Крес вместо приветствия и попытался встать, но Джехил быстро уложил его обратно.
— На соседней койке, не волнуйся, — улыбнулся он как-то криво.
— Она все это время была здесь?! — изумился Крес и вновь принялся ворочаться, но цирюльник остановил его одним движением.
— Ты только хуже сделаешь. Спит она, и тебе бы лучше поменьше дергаться. Ребятишкам пришлось приложить тебя пару раз, а то ты совсем обезумевший был, когда они нашли тебя — одного чуть не загрыз. Ты оказался на этой койке не иначе, как чудом — иного слова я подобрать не могу. Так что лежи и поменьше болтай. А то к кровати привяжу и скажу моему черному другу, чтобы кормил тебя с ложечки.
Крес послушно улегся и замолчал. Цирюльник шепнул негру пару слов и быстро удалился. Как бы Кресу того не хотелось, подняться и последовать за ними не получилось — ноги его не слушались. Он уткнулся лицом в подушку и пролежал так до глубокой ночи. Когда в комнате затих даже стук угля, Крес, превозмогая головокружение, вылез из-под одеяла и на карачках, рискуя остаться лежать на ледяном полу до утра, выполз из своей конуры и наощупь прокрался под тяжелое полотно — к соседней койке. Он ничего не видел перед собой, но ясно слышал дыхание и тянул вперед руку. Наконец, нащупал свежую простыню и сразу же наткнулся на тонкую, прохладную ладонь. Узнал ее с первого прикосновения.
Он долго сидел, вцепившись в эту бессильную руку, и не двигался. Сидел, вдыхая знакомый запах, пока не уснул.