Как она себя не заставляла на время забыть брата, ее мысли постоянно текли обратно. Как он там сейчас, один? Акай упоминал, что кхамеры побоялись прикасаться к нему. Значит ли это, что теперь Сарету ничего не грозит? Много ли среди уродцев таких боязливых и осторожных и не наткнется ли на него тварь, которая просто хочет жрать?
Сколько же еще она не знает о Дикой Тайге, чтобы просто выкинуть своего брата из головы. Все просто и ясно — ты, подлая нитсири, обрекла своего брата на быстрый и страшный конец!
А она бы предпочла, чтобы он умирал долго, медленно, сходя с ума, сжираемый Талантом? Она не думала, что быстрая смерть в зубах лесных чудовищ — это большее благословение, чем ее «сестринская забота»? Ей бы следовало, как подобает сестре, просто проткнуть ему сердце Рубиновым клинком, и закончить на этом его мучения.
Ее сердце затрепетало еще сильнее. Два меча, которые она сейчас тащила неизвестно куда, стали еще тяжелее. Теперь ясно, зачем он заставил ее взять с собой и его Рубиновый клинок. Убрать его подальше от него. Она бросилась вперед, глотая слезы. Чуть ли не побежала, по колено проваливаясь в снег.
Нет, она не хотела так думать. Это ужасно… это же ее брат, Сарет! Она хотела верить, что ее сильный, смелый Сарет справится со своим недугом, а она должна только принести ему немного еды, когда он придет в норму.
Сеншес, он же выжил в Блуждающем Барандаруде, где каждый камень испытывал его на прочность! Он справится и выживет, а она вернется с сытым и сияющим философским камнем и хотя бы небольшой сумкой с припасами, и тогда они вместе вернутся домой, в Альбию.
И что потом? — кольнула ее гадкая мыслишка так резко, что нитсири оступилась и едва не упала.
Викту ждет жизнь среди Бессмертных, как ей и суждено, а Сарет? Он тоже должен встать с нею там, на вершине. Их готовили к этому несколько лет, они жили ради этого. Они растили свои камни ради этого. Они должны оба вернуться из леса, каждый со своим камнем, оба, взявшись за руки — как они и представляли — и пройти по Пути Перерождения.
А теперь, что ждет его вместо этого славного будущего? Опустошение, да. В лучшем случае, он станет Нито, Опустошенным. Выдержит ли он такой судьбы?
Стареть и смотреть, как его сестра Викта с каждым годом становится все прекраснее и сильнее наряду с другими нитсири, ставшими абелями. А он, несчастный Сарет, с каждым годом будет становиться все слабее и несчастнее в своем жалком человеческом теле, ведь его срок — благодаря проклятому Барандаруду! — уже прошел, и ничего уже не исправишь.
Опустошение — это же не бог весть, какая редкость. Рыжек сам такой же наверняка! Викта никогда не спрашивала старика о его прошлом. Мудрый Ловец стареет, несмотря на Нектар, как и все фосферы. Почему бы в прошлом ему и вправду не оказаться неудачливым талантливым нитсири, которого просто нашли слишком поздно, и он выгорел до обретения философского камня? Она могла только гадать на его счет.
Сарету тоже суждено стать таким же, как Рыжек. Подручным абель Ро, который выполняет все ее прихоти? Чьи же прихоти будет выполнять Сарет? Ее — абель Викты, чьи же еще. Повелевать ему уже не придется. Только служить Сияющим Лицам, одним из которых ему самому суждено было стать, но судьба выкинула другую карту.
— Зараза, — пробормотала Викта. — Бедный Сарет.
Это так несправедливо после всего того, что он пережил. А она еще и смеялась над ним, как идиотка.
* * *
Сарет.
…
Сарет.
…
Ты слышишь меня, Сарет? Проснись и пой, Сарет! Я знаю, что ты меня слышишь, глупенький, стонущий кусочек теплого мяса. Думал, что убежишь от меня в свой светлый и счастливый мир, и мы больше никогда не увидимся? Наивный. Мы же только познакомились и начали узнавать друг друга ближе, а ты сбежал. Нехорошо. Наказание будет суровым.
Да! Огонь сжигает твои внутренности. Ты чувствуешь их? Вряд ли. Ты чувствуешь лишь кипящий жидкий огонь вместо них, и это единственное, что ты запомнишь, прежде чем милосердие смерти навсегда закроет твои глазки.
Я гляжу, все твои мысли волчком вертятся вокруг твоей ненаглядной сестренки, которая бросила тебя? Признайся, что ты до последнего надеялся, что глупышка останется и разделит твою незавидную участь — умереть от выгорания Таланта. Единственного, что было в тебе достойного уважения. А она сбежала — какой сюрприз! Собрала манатки и дала деру с твоим философским камнем, ради которого ты отдал годы и жизнь. Но не стоит так отчаиваться, Лес ее тоже не выпустит — она уже мертва. Разве такая хрупкая булочка, как она, сможет прожить в Дикой Тайге до вечера? Уже весь Лес сбежался, чтобы попробовать ее свежей девичьей плоти. Верь: перед тем, как ее сердце остановилось, она тоже думала о тебе. Ее съедал стыд за то, что она ни чем не отличается от тебя — булочка тоже думает лишь о себе любимой. Ничего не добилась со своим камешком, но решила позаимствовать твой. Тебе же все равно, правда?
Да, я милосердна. Даю тебе надежду, что хоть кто-то думает о тебе в такой миг. Может тебя это утешит хоть ненамного, прежде чем еще одна порция таланта выгорит и причинит тебе еще немного боли, которой ты так заслуживаешь, мерзкий воришка.
Все остальные уже забыли, что был такой нитсири Сарет, и что он когда-то подавал неплохие надежды на стезе алхимии и даже заслужил похвалу от непреступной абель Ро, когда-то прозванной Живодершей. Но память Альбии скоротечна, она больше помнит своих недругов, чем верных сынов. Верных сынов, которые неизменно становились ее недругами.
Иронично, что они и тебя вполне могли записать в недруги. И так запомнить. Навсегда. Альбия свято хранит свои обиды. Говорят, свои счеты есть даже к той, что сейчас протирает своим задом трон, и когда-нибудь и ей придется заплатить по счетам. Как и очень многим, кто добровольно не согласился слезть с престола и заартачился перед лицами своих дрожащих сестричек.
Откуда эта боль?! Откуда эта ненависть?! Я же вижу тебя насквозь, дурачок. Такого как ты нельзя не ненавидеть. Все ваше мерзкое, давно прогнившее племя воров, ворующих у нас столетиями и не испытывающих ни капли раскаяния за то, что совершали. Не желали даже подумать, за чей счет получали силу и власть, которой так бездарно пользовались, бесконечно удлиняя и удлиняя свои никчемные жизни. Продлевали до того момента, пока рука вашего же выкормыша не прервет биение уставшего сердца.
А ты, Сарет, лишь личинка, из которой так и не родиться новое существо. И поэтому я сейчас здесь, и поэтому я последовала за тобой по пятам из своего родного мира, чтобы никогда не вернуться домой.
Но это справедливая жертва. Пусть я посмотрю на страдания хоть одного из тех, кто выдирает нас из нашего дома и прячет в эти проклятые камни.
Я хочу услышать твой крик, почувствовать твою боль, вкусить твои муки вместе с тобой, и не пропустить ни мгновения твоих страданий. Страдай за всех кровопийц, которые паразитируют на чужом ради собственных грез.
А я буду страдать вместе с тобой, ибо я навеки часть твоего тела.
* * *
Речка тянулась перед ней неумолкающим перстом. И ни намека на то, что она выведет нитсири хоть к самому захудалому селению. Останавливалась она только для того, чтобы немного передохнуть и шла дальше, почти не замечая, как один день сменялся другим. Если так пойдет и дальше, ей все же придется… нет, она не хотела об этом думать — нитсири не вернется с пустыми руками. И не потому что не сможет заставить себя бросить эту глупую затею — идти искать живых в море помертвевшего Леса. Просто не хватит сил на обратную дорогу. Придется затратить еще несколько дней пути, который будет еще тяжелее из-за слома всех надежд.
Поэтому она пойдет только вперед, пока не упадет от усталости, ее не съедят голодные твари или она не наткнется на поселение рок’хи. А там будь что будет.
Днями вокруг было относительно спокойно и тихо, однородный лесистый пейзаж раскинулся в неизменном величии. Противоположный берег реки был для нее закрыт — речка бурлила и, несмотря на холод, даже не думала замерзать, а брода не было и в помине. Небо пока огорчало девственной чистотой — ни тебе столбов дыма от печей, ни от костров. Морозный воздух взбивал шум волн, но даже дальше в лесу ушей не коснулось ничего кроме воя ветра и скрипа деревьев.