Очаровательна роспись кисти отличного мастера в Никольском Московской губернии; особенно хороша она в старом доме Екатерининского времени, в комнате, где орнамент на золотом фоне. Чудесно написаны «серые с белым» барельефы в стиле empire в подмосковной Люблино, прекрасен плафон Скотти[48] в том же доме.
Я не говорю уже о великолепных, вполне европейского уровня росписях таких загородных дворцов, как Ляличи, Кусково, о тех исключительно интересных фресках, что прекрасно сохранились в Медном под Петербургом, в бывшем доме Саввы Яковлева. Часть (увы, ничтожная!) росписи видна и в руинах Горенок, бывшем имении Разумовского под Москвой. Но это только жалкие остатки, там и сям проглядывающие на обветшалых стенах развалившегося гиганта-дворца, дворца, превращенного в фабрику и потом опустелого, с выбитыми окнами, штукатуркой, облупившейся со стены, с дрожащими ступенями расшатанных лестниц…
В старых усадьбах красивы были печи: то белая, кафельная, с рельефными фигурами и орнаментами, то расписанная вазами á la Louis XVI или гирляндами и цветами — синими по белому фону.
Отличные печи сохранились еще во многих усадьбах Калужской губернии — в Полотняном Заводе, в Сивцево (Е. В. Миллер), в подмосковной Голицыных, Петровском. Мебель, которою обставлены комнаты русских усадеб, в общем, довольно однообразна по стилю. Это почти всегда мебель empire, реже — в стиле Людовика XVI и еще реже — более ранней эпохи. Но зато превосходно и как нигде разработаны эти формы empire'a, — бесконечные варианты греческих орнаментов. Иногда попадаются более ранние предметы: итальянские кессоны XVII столетия в Богородицке Тульской губернии и отличный голландский шкаф с инкрустированной фигурой Петра Великого там же; хорошие шкафы и диван в Рябове под Петербургом, прелестное бюро á la Louis XV в Елизаветино В. Н. Охотникова, два чудных шкафа с медальонами уэджвуд в Никольском Московской губернии, петровские стулья в Полотняном Заводе и в Богородицке, красивые золоченые зеркала в Ясной Поляне, доставшиеся графу Льву Николаевичу от Волконских. Бронзы и фарфора еще меньше, если не считать дивных вещей в подмосковных Шереметевых и в Архангельском, превосходных часов в голицынском Петровском, фарфора сакс — в Богородицке. Но это всё редкие предметы; большинство помещиков или увезли лучшие вещи в город, или, что чаще, продали их заезжим скупщикам. Множество вещей просто погибло: переделано «на новый стиль», изломано и даже, как ни дико сказать, сожжено. Одна пожилая помещица Калужской губернии рассказывала мне, как в молодости, лет сорок назад, ею было получено в наследство старинное имение, битком набитое мебелью. Но «старая» обстановка не нравилась новой владелице, которая хотела иметь ее более «модною». Таковая была заказана в соседнем городе и привезена. Но так как помещичий дом был невелик, то не знали, куда девать старую мебель. Дом от железной дороги находился на расстоянии шестидесяти верст, и нашли, что так далеко везти для продажи «рухлядь» не стоит. Ее просто сожгли, устроив огромный костер, где долго горели и не хотели сгорать старинные диваны, столы, стулья, шкафы, бюро и ширмы…
48
Плафон приписывается Скотта на основании преданий, и это предложение весьма вероятно, судя по живописи. См. также: Бон-Доренко И. Е. Архитектурные памятники Москвы. 1, 2.