Эта любовь к привычной обстановке, а с другой стороны — тщеславие заставляли почти всех богатых людей строить в глуши своих деревень дома-дворцы, ничем не уступавшие городским. Огромный штат крепостных мастеров, руководимых иностранными художниками, позволял русским меценатам-самодурам воздвигать в деревне грандиозные сооружения. Так было не только возле обеих столиц, но и в глухой провинции.
Южная Россия со времен Разумовского и Румянцева стала центром художественных затей. Здесь Елизаветинские фавориты строили свои архитектурные громады, здесь при Екатерине были воздвигнуты Ляличи, и отсюда вышли два лучших русских художника — Левицкий и Боровиковский. В старинных книгах не раз встречаются описания великолепных поместий и пригородных домов прежней России. Самые старые из этих построек находились вблизи Петербурга, где со времен Петра сосредоточилась придворная жизнь. Лучшие пригородные усадьбы принадлежали знатным иностранцам, которые были более избалованы, привыкли к роскоши за границей. Но и русские вельможи с чисто азиатской пышностью и великолепием украшали свои загородные жилища.
По гравюрам Махаева[115] мы можем составить себе представление о фантастически прекрасных дачах барона Вольфа[116] или графини Бестужевой[117], урожденной графини Беттингер.
Дом последней находился вблизи города, на Крестовском острове. Столь же феерично прекрасны были дачи Шувалова и Строганова на Петергофской дороге. Кем строились эти великолепные дворцы, сказать трудно. Но весьма вероятно, что авторами их являлись иностранцы, так как и городские дома поручались им. В царствование Екатерины Великой постройка дач сделалась всеобщей манией, которая продолжалась до 50-х годов девятнадцатого века.
Георги упоминает о ряде загородных дворцов, существовавших в 1794 году в окрестностях Петербурга. Близ Екатерингофа, на круглом лесистом острове, стояла усадьба Резвого «с знатными деревянными жилыми строениями».
«По Рижской, или Петергофской дороге находятся, начиная от градских ворот, по обеим сторонам дороги до Черной речки — сады с деревянными и каменными жилыми и летними домами и между оными преимущественно бывший графа Строганова, ныне Императорский сад у самых ворот по левой стороне дороги. Сад расположен по аглинскому вкусу, и в оном есть каменный жилой дом в 2 этажа, с большим бельведером. В прошедшее лето жительствовал в оном принц Курляндский».[118]
«На Карельской стороне, близ Охты, — сад графа Безбородко и некоторые другие, так как и пониже, на Выборгской стороне и на правом берегу Невки, сады графа Строганова и графини Головкиной с их дворцами и павильонами. В Охтинском уезде между помещичьими мызами есть в Парголово принадлежащий графу Шувалову и находящийся на Выборгской дороге в 15 верстах от Санкт-Петербурга, сады преимущественные, как ради местоположения, так и ради искусственного расположения оных. В Мурино, российской деревне графа Воронцова, находящейся на правом берегу Охты, в восьми верстах выше охтинских Пороховых заводов, есть знатные господские каменные жилые строения, прекрасный сад с валами и наипрекраснейшая каменная церковь».[119] Тут же была и Мория, имение барона Фредерикса.
На левом берегу Невы, при впадении Тосны, в 35 верстах от Петербурга находилась мыза Пелла.
«Пелла был прежде загородный дом тайного советника и сенатора Неплюева. Ее Императорское Величество купила оный в 1784 году и повелела под смотрением Старова и Козелова (sic!) начать строение Императорского увеселительного замка, богато и великолепно заложенного; оное уже довольно успело, прерывалось однако же войнами и в декабре месяце 1793 года еще не было совершено.
Пелла состоит из некоторого числа отдельно стоящих строений или павильонов различного виду, положения и величины, между коими отличаются пять, ради архитектурных своих украшений. Два из оных стоят у берегу, из коих одно определено для пребывания Ее Императорского Величества, а другое — для Императорского дому. Между оными стоит самое большое, или главное строение. Оно имеет чрезвычайно великий зал, украшенный наподобие залов в римских банях и снабженный всеми потребностями для больших торжеств. Кухни, оранжереи, сараи, конюшни суть на весьма большом открытом, еще не разделенном месте. Разные из сих строений соединены аркадами, галереями или колоннадами таким образом, что они со стороны земли, с которой к оным приезжают, составляют нечто целое, содержащее в себе разные дворы и сады. Последние еще не заложены, должны однако же быть расположены по аглинскому вкусу со многими картинными переменами»[120].
115
Д. А. Ровинский в «Словаре русских граверов» относит эти работы Махаева к 1753–1754 гг.