Но где же другие барские усадьбы, пригородные дачи, столь заботливо и красиво устроенные уюты близкой старины? Где дачи Вольфа, Бестужевой, Шувалова, Строганова, Безбородко, В. В. Долгорукова, кн. Дашковой, Лаваль, Миних[204], кн. Лопухиной, Кожина, Молчанова, где «Ага!» и «Ба! Ба!», где дачи Мятлева, Куракина, Репнина и сотни других? В лучшем случае, от них сохранились стены, а внутри устроены фабрики или сумасшедшие дома; большинство целиком уничтожено.
В окрестностях Москвы больше помещичьих усадеб. Родовые традиции бережливее сохранялись в старых подмосковных, и красивы до сих пор пригородные имения. Конечно, эта сохранность только относительная. Ведь от Кузьминок, отдаваемых под дачи, или от Ноева сохранились только стены, ведь не осталось и следа от великолепного Кючюк-Кайнарджи, ведь безжалостно, варварски разорены Горенки и десятки других поместий. Но все же еще сохранилось кое-что.
Архангельское князей Юсуповых[205] — волшебный дворец по своему великолепию, вкусу и изысканности убранства — дает представление о том, что в свое время было в Горенках, в Почепе, Ляличах и других имениях-дворцах; это не усадьба средней руки помещика, привлекательная теперь только своим отжившим бытом, это поистине дворец, не уступающий по красоте итальянским виллам.
Входные ворота с летящей Славой, терраса с рядом мраморных бюстов, передняя, зал, картинная галерея, спальня герцогини Курляндской, домашний театр, статуи, картины Робера, Тревизани, Гвидо Рени, ван Гойена, Греза, Ротари и Торелли — все это сохранилось до сих пор в полной неприкосновенности. Архангельское вместе с Кусково — единственные дошедшие до нас русские поместья вполне европейского уровня. Когда подъезжаешь к Кусково[206] и входишь в массивные белые ворота, то вдруг кажется, что перенесся и в другую страну, и в другое время. Трудно поверить, чтобы в Московской губернии, среди грязных мужицких изб, голодающих крестьян, в мире полуварваров могла родиться волшебная сказка. Но еще непонятнее, как во всеобщей разрухе уцелела и дошла до нас эта прекрасная повесть о минувшем. После скверной железнодорожной станции и дачных построек Кусковский дворец и парк кажутся такой дивной, прелестной выдумкой, в которую не смеешь поверить. Строгие аллеи сада со стрижеными деревьями чудятся грезой о Версале или Шантильи. Сад, дом и сокровища его почти целиком сохранились такими, как их описывал Свиньин в начале XIX века:
«Прежде всего пустился я осмотреть дом, о великолепии коего наслышался с малолетства, великолепию коего, сказывали мне, удивлялся Император Иосиф и где два раза граф Шереметев достойно угощал Великую Екатерину. Многие картины, писанные на особые случаи, многие фамильные портреты, некоторые вещи, подносимые графом Шереметевым, и тому подобное возбуждают богатые воспоминания. Вообще Кусково может быть причислено к тем местам, где невольно задумываешься, ходя, так сказать, по следам, еще не остылым»[207].
Курьезно, что Свиньин уже жалел о том, что от старого шереметевского Кускова осталось мало. Но мы довольны и тем, что дошло до нас со времени Свиньина. Останкино уступает Кускову, так как сюда в старину стекались только остатки, не нужные большому дворцу Шереметевых, но и Останкино — дивная усадьба. Оно также сохранилось в целости и почти не имеет последующих наслоений. Того же нельзя сказать о загадочно-прекрасном, мрачном имении Покровское-Стрешнево. Оно почти все перестроено, и эти перестройки производились несколькими поколениями его владельцев. Рядом с центральным фасадом XVII столетия есть боковые пристройки XVIII века, отделка комнат empire, дивный Ванный домик в саду в стиле Людовика XVI и часть совсем новых сооружений в «индейском» стиле, воздвигаемых по рисункам нынешней владелицы Покровского княгини Шаховской-Глебовой-Стрешневой. Но, несмотря на такое дикое сочетание и часто невозможную смесь всех эпох, дворец Покровского со своим необъятным вековым парком, окруженным высокими, мрачными, недавно воздвигнутыми стенами, производит какое-то жуткое и неизъяснимо чарующее впечатление. Совсем особый мир воспоминаний и былин, длинная вереница семейных хроник, причудливая повесть о чудачествах обитателей дома привлекает и манит вас. Будто видишь за высоким фасадом в узких окнах, поросших плющом, бледные облики Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой, ее сына Петра, племянницы Лизы Щербатовой, старой-старой крепостной Дарьи Ивановны Репиной, скончавшейся в девяносто восемь лет в ноябре 1905 года. Хороша синяя, «цвета сахарной бумаги», гостиная в большом доме, отделанная a l'antique в помпеянском стиле, с красивой белого дерева мебелью конца XVIII века. Потом идешь по саду с бесконечными прямыми дорогами, окаймленными столетними деревьями, идешь долго к Ванному домику, вход в который охраняет маленький мраморный Амур. Дом стоит над гигантским обрывом, поросшим густым лесом, который кажется мелким кустарником, уходящим вдаль. Построена эта очаровательная игрушка мужем Елизаветы Петровны Стрешневой как сюрприз жене. В книге «Mon ai'eule»[208][209] рассказана эта повесть. Дом полон дивных английских гравюр, хороших старых копий с семейных портретов. И на каждом шагу, в каждой комнате кажется, будто бродят тени тех, кто здесь жил. В красной маленькой гостиной виднеется надпись:
204
Эта прелестная дача была построена по проекту архитектора Стасова. В архиве Московского Императорского двора имеется акварельный вид ее.
206
Владелец имения не разрешает снимать фотографии с дома и парка, почему мы и не могли дать их при настоящем очерке. В доме имеется замечательное собрание портретов (многие кисти Аргуновых) и несколько интересных голландских картин начала XVII века, среди которых особенно хорош портрет молодого человека, подписанный: «Adam Pitten fecit 1596».
207
Отечественные достопамятности, издаваемые П. Свиньиным. М., 1823. С. 80–82. См. также: Рассказы бабушки. С. 205; Сумароков П. С. Указ. соч. С. 99. Художественная газета. 1837, № 11–12. С. 188–189.