Недаром Симеон Полоцкий называл эти имения царей московских «восьмым чудом света, Соломоновою прекрасною палатою». Но бесконечно далеки от такой роскоши были дворянские усадьбы.
«Помещики XVI века, времен Грозного, жили бедно и неприхотливо. Богатейшие дети боярские выслуживались до придворных чинов, попадали в списки московских дворян, жильцов и т. д. Менее счастливые, всё беднея, опускались до владения 20–10 десятинами, скоро исчезли в толпе вольных людей, казаков и однодворцев».[15]
Если богатому землевладельцу и удавалось выстроить более роскошные палаты, то почти всегда через несколько лет они погибали от огня. Страшные пожары уничтожали дотла деревянные постройки, а в старину дома, даже у очень богатых людей, строились из дерева. Флетчер, посетивший Россию в 1588 году, ужасается опустошениям, которые огонь каждый год производит в России. «Пожары там случаются очень часто, — пишет он, — и бывают очень страшны по причине сухости и смолы, заключающейся в дереве, которое, раз загоревшись, пылает подобно факелу, так что трудно бывает потушить огонь, пока все не сгорит».[16]
Вследствие этих причин, а главным образом отсутствия потребностей к роскоши и удобствам, русские люди в XVI и XVII веках жили очень просто и даже грязно. Об убранстве домов Олеарий говорит: «Мало видать оловянной и еще меньше серебряной посуды, — разве чарки для водки и меду.
Не привыкли они также прилагать много труда к чистке и полировке посуды. Даже великокняжеские серебряные и оловянные сосуды, из которых угощали послов, были черные и противные на вид, точно кружки у некоторых ленивых хозяек, немытые в год или более того».[17]
Болотов в своих любопытных «Записках» рассказывает жизнь своих предков в царствование Михаила Федоровича.[18] На одном помещичьем дворе, в клетях и избах, жили семьи двух женатых братьев. На деревне у них было всего-навсего два крестьянских двора: один пустой, а в другом крестьянин с двумя племянниками, да в двух меньших дворах сидело по одному бобылю. На всю помещичью семью приходилось пять взрослых работников, и вполне естественно, что помещики жили чуть ли не впроголодь, работали в поле наравне со своими крестьянами.
Так было в варварской России XVII века, после эпохи Возрождения в Италии и накануне фееричного расцвета французского величия времен Короля-Солнца!
Поразительная неурядица и отсутствие порядка были всегда характерны для русской жизни. В XVII веке крестьяне зачастую покидали помещиков, оставляя на произвол судьбы все имение и хозяйство. Даже богатые родовитые семьи разорялись благодаря этому и не могли совладать с крестьянами. В. Б. Шереметев жаловался царю Алексею Михайловичу: «Некто недруг мой внес в люди на Москве, что будто я, холоп твой, в неприятельских нечестивых руках в Крыме умер. И слыша то, холопы мои учинились непослушны сынишку моему, в домишку его объявилось от холопей воровство великое… И в деревнишках хлеб мой они покрали и мужичонков разогнали, а иных мужичонков моих раздали и распродали. Из нижегородских моих деревнишек человек мой, Войка, правил деньги, рублев по сороку и по пятидесяти, неведомо по каким варварским записям. Человек же мой Мишка Збоев… воровал, надругался над крестьянами, впрягал в сохи и на них пахал, и от сох крестьяне помирали. И такова поруганья над крестьянами и в нечестивой стороне бусурманского закону и злого народу не бывает».[19] Так жаловался Шереметев, один из именитейших помещиков! Что же тогда происходило у средних и мелких землевладельцев? Они были всецело во власти грубой и безудержной толпы своих же рабов, которые, собираясь шайками, грабили помещиков.
«В августе месяце, когда убирают сено, из-за этих рабов крайне опасны дороги по сю сторону Москвы миль на двадцать, — рассказывает Адам Олеарий в 1636 году, — здесь у бояр имеются их сенокосы, и они сюда высылают эту свою дворню для работы. В этом месте имеется гора, откуда они могут издали видеть путешественников, тут многие ими были ограблены и даже убиты и зарыты в песок. Хотя и приносились жалобы на этих людей, но господа их, едва доставляющие им, чем покрыть тело, смотрели на эти дела сквозь пальцы».[20]
Понятно, что пожары и разбои уничтожали помещичьи дома: усадьбы сгорали через каждые два-три года, и гибла та незатейливая обстановка, которая составляла убранство сельских домов. О внешнем виде этих усадеб мы можем судить по рисунку времен Алексея Михайловича, находящемся в известном альбоме барона Мейерберга 1661–1662 годов. Деревянный дом с покатыми крышами и узенькими окошками окружен простым деревянным забором. Во второй этаж ведет деревянная лесенка. Это средний тип «boi'aren Hof»[21][22], зарисованный заезжим иностранцем.
22
Мейерберг А., фон. Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII века. СПб., 1903. Рис. 52. А. М. Ловягин об этом рисунке говорит: «Село Никольское — последняя станция перед Москвою, где для отдохновения послов и приготовления их к торжественному въезду раскинуты были шатры. Подпись: „Никольское, или Николина деревня, дача, церковь и деревня некоего боярина. Здесь были раскинуты для нас два шатра, один красный, а другой зеленый, но по причине наступившего вдруг сильного дождя, с громом и молнией, мы принуждены были искать себе приюта в близлежащей беседке. Это место находится в двух небольших милях от столичного города Москвы и в трех милях от Черкизова“». По «Спискам населенных мест», Никольское — «сельцо владельческое, при колодце, в 9 верстах от г. Москвы».