— Я покоряюсь воле Небес и смиренно ожидаю Их приговора. Если мне суждено покинуть замок, я найду, как сообщить вам о моей дальнейшей судьбе.
— Надеюсь, — сказал Уильям, — все как-нибудь устроится. Повремени с решением, пусть обстоятельства подскажут, как нам поступить.
Так, ведя беседу, юные друзья достигли замка. Барон торжественно, с достоинством, подобающим судье, восседал в большой зале в кресле, находившемся на возвышении; перед ним стоял отец Освальд, пришедший защищать себя и Эдмунда. Старший сын и родственники барона собрались со своими доверенными слугами вокруг его кресла. Немного поодаль старый слуга Джозеф, подавшись вперед, с напряженным вниманием вслушивался в каждое слово. Мистер Уильям приблизился к креслу.
— Милорд, я нашел Эдмунда и привел его сюда, чтобы он мог оправдаться.
— Ты поступил правильно, — сказал барон. — Эдмунд, подойди ближе; тебе вменяют в вину дерзость, ибо я не могу назвать подобный проступок преступлением; я решил рассудить тебя с твоими обвинителями, а посему выслушаю тебя так же, как выслушал их, ибо ни один человек не должен быть признан виновным, пока ему не дали возможности оправдаться.
— Милорд, — ответил Эдмунд сколь смиренно, столь и отважно, — я требую суда и, если меня уличат в каком бы то ни было преступлении против моего благодетеля, пусть меня накажут со всей возможной строгостью. Но если, как я уповаю, все обвинения окажутся ложными, ваша справедливость не позволяет мне сомневаться, что вы воздадите по заслугам и мне и другим. Случись же так, что клевета моих недоброжелателей (которые давно искали моей погибели, но лишь теперь выступили против меня открыто) одержит верх и их уловки убедят вашу милость в моей виновности, я молча подчинюсь вашему приговору и буду искать защиты у иного суда.
— Вы видите его дерзкую самонадеянность! — воскликнул мистер Уэнлок. — Он заранее уверен, что наш господин будет неправ, если осудит его, и тогда этот смиренник собирается искать защиты у другого суда! У какого же это? Пусть его заставят объясниться!
— Я сделаю это немедля, — отозвался Эдмунд, — и без принуждения, ибо намеревался лишь воззвать к Небесам, которым лучше, чем кому-либо, известно, что я невиновен.
— Справедливо, — сказал барон, — и ни для кого не оскорбительно, ведь людям дано судить лишь по внешним признакам, Небесам же открыты сердца. И пусть каждый из вас помнит об этом и не дерзает обвинять ложно, равно как и скрывать правду, чтобы оправдаться. Эдмунд, мне сказали, что Освальд и ты в своих беседах позволили себе слишком вольно и непочтительно отзываться обо мне и моей семье. Кое-кто слышал, как ты осудил меня за постройку новых покоев в западной части замка, назвав это глупостью, поскольку в восточной части пустует целое крыло. Освальд же ответил, что это крыло заперли, так как в нем обитают привидения, ибо там было совершено ужасное убийство, и привел множество подробностей о семействе лорда Ловела, которых он не мог знать достоверно, а если бы знал, ему не следовало разглашать их. Далее, ты стал жаловаться на плохое обращение, которое терпишь здесь, и высказал намерение покинуть замок, дабы искать счастья на стороне. Я собираюсь разобрать каждое из этих обвинений по очереди. А сейчас, Эдмунд, изложи всё, что припомнишь из вашего разговора с Освальдом в лесу в минувший понедельник.
— Милосердный Боже! — воскликнул Эдмунд. — Неужели кто-то мог так превратно истолковать невинную беседу?
— Ну так расскажи мне подробно, — приказал барон, — о чем вы беседовали.
— Постараюсь, милорд, насколько мне позволит память.
После чего Эдмунд передал разговор в лесу со всеми подробностями, избегая лишь тех, что касались семейства Ловел. Лицо Освальда просветлело, ибо и он точно так же умолчал о них, когда пересказывал свою беседу с юношей перед его приходом.
Барон обратился к старшему сыну:
— Ты слышал, сэр Роберт, что они оба сказали. Я допросил их по отдельности, ни один не знал, как ответит другой, но все их показания совпадают почти дословно.
— Признаю, что это так, — произнес сэр Роберт. — Но согласитесь, сэр, с их стороны весьма дерзко и неучтиво столь вольно рассуждать о наших семейных делах. Если бы мой дядя, лорд Ловел, слышал это, он бы сурово их покарал. И поскольку на его доброе имя брошена тень, нам следует наказать виновных в этом.
Тут мистер Уэнлок пришел в неистовый гнев и предложил подтвердить присягой правдивость своих обвинений. Но барон сказал:
— Помолчи, Дик{43}. Я решу сам. Призна́юсь, — продолжил он, обращаясь к сэру Роберту, — прежде я не знал о смерти лорда и леди Ловел многого из того, что сейчас услышал от Освальда. По-моему, лучше не ворошить подобные истории, тогда они сотрутся из памяти сами собою. Да, я слышал праздные россказни про привидения в восточных покоях, когда только приехал сюда, и мой шурин посоветовал запереть крыло до тех пор, пока всё не позабудется. Но то, что мы сейчас услышали, подсказало мне, каким образом можно сделать эти покои вновь пригодными для жилья. Я придумал наказание для Эдмунда, которое заставит замолчать его гонителей и, надеюсь, возвысит его в глазах всех. Эдмунд, согласен ли ты подвергнуться опасности ради меня?