СТАРЫЙ ЧИНАР
У меня в детстве было много приятелей – таких же босоногих сорванцов, как и я, загорелых, пропитанных запахом йода, что поднимался с моря, фруктов, что в избытке зрели в округе. Целыми днями мы только и делали, что куда-то бежали, лезли, катились, плыли, одним словом, жили. Мы понимали, что хотим есть, только когда взрослые выносили нам хлеба, а когда натыкались на воду, вспоминали, что давно умираем от жажды. Радость и горе мчались вместе с нами с горы, ютились рядом возле вечернего костра. Весь мир был добрый, словно взрослый, который все знает и никогда не обидит. Так полно и широко я жил только в детстве.
У меня было шесть верных товарищей и один лучший друг. Этим другом был огромный чинар, что рос на горе недалеко от нашей деревни. Его макушка упиралась высоко в небо, а ветви разрастались так широко, словно хотели обнять всю округу.
Нетрудно представить, что дерево, огромное как мир, и было для нас целым миром. Среди его ветвей мы устроили себе дом, и каждую осень шили из его листьев одежду, как мальчишки с острова Нет-и-не-будет. Книжку о Питере Пене на десятилетие мне подарил отец, и мы читали ее друг другу вслух, сидя на ветках, словно стайка птиц.
Тогда я хотел стать писателем, врачом и космонавтом. Но больше всего хотел стать хорошим человеком – таким, как мой отец.
Мне было пятнадцать, когда он умер. Я тогда переживал первое чувство любви, встречался с возлюбленной украдкой под тенью старого чинара, который укрывал нас от посторонних глаз. И там же, когда узнал об отце, я лежал, уткнувшись в ее колени, и плакал горько, навзрыд. Она гладила меня по волосам, а друг-чинар шелестел листвой, словно нашептывая слова утешения.
Время излечило мою душу, и несколько лет спустя под деревом были раскинуты шатры и расставлены столы. В ореоле солнца, что светилось сквозь желтые листья и ложилось лучами на волосы моей невесты, я дал клятву, которой оставался верен всю жизнь. Самая красивая, добрая и нежная девушка стала моей женой и подарила мне двух сыновей.
Я взрослел и менялся, мой дом и страна менялись вместе со мной. Неизменным оставался лишь старый чинар. Когда вдруг объявили, что дерево хотят снести, а землю вокруг него отдать под застройку, я продал отцовский дом, оставил собственную семью без крова, но выкупил землю.
Это было нелегкое время. И хотя мы лишились крыши над головой, зато сохранили дерево моего детства. Шестеро старых товарищей помогли построить под ним наш новый дом – две комнаты с кухней.
«Знаешь, его корни врастают глубоко в землю и окутывают весь мир…» – шептал я жене на ухо ночами, она расцветала в улыбке, а невзгоды и горечи обходили нас стороной.
Однажды утром я встал пораньше, взял доски, молоток с гвоздями и за пару часов соорудил сыновьям домик между могучих ветвей, в точности как во времена моего детства. А после уселся поудобнее, прислонившись к бугристому стволу, и долго сидел с закрытыми глазами, чувствуя, как дерево дает мне силы. Сыновья проснулись и нарушили мое уединение. С криками восторга они карабкались по дереву, осматривали новое место для игр. И то детство, которое я оставил, повзрослев, вдруг пришло ко мне второй раз. Теперь каждое утро я мастерил что-то для сыновей, играл с ними, наслаждаясь этим украденным временем.
В другой раз к нам заехала группа туристов, чтобы взглянуть на тысячелетний чинар, о котором столько говорили в округе. Жена гостеприимно предложила им чай, вынесла хлеб с маслом и вареньем, орехи, фрукты. А когда они уехали, мы нашли оставленные ими деньги. Так мы поняли, что делать дальше.
Прошло много лет. Наш дом вырос в камне, а вокруг него выросла большая красивая терраса, на которой выставлены столики и стулья. Каждое утро к нам съезжаются люди, чтобы позавтракать и полюбоваться на гигантское дерево. Мы угощаем их просто, всем тем же, что и самых первых своих гостей, но побывав у нас однажды, они возвращаются снова.
Давно выросли сыновья. Старший долго учился и теперь работает врачом, его единственная дочь Чинара проводит у нас каждое лето. Младший сын живет вместе с нами со своей семьей. Теперь он заведует кафе, привозит продукты, а мы помогаем ему и возимся с внуками. Я знаю, что в свободное время, которого у него почти не бывает, он что-то пишет. Может быть, книгу.
У него трое сыновей – озорники-погодки, с которыми никто не может сладить. Они носятся по округе как безумные, а я вместе с ними проживаю свое третье и, пожалуй, самое любимое детство. Правда, в нем многое изменилось: появились компьютеры и телефоны, да и босиком теперь никто не бегает. И все-таки у них есть свое дерево-мир, что обнимает вселенную, какое было у меня.