– Как ты смог перекраситься? – спросил он гармониста.
– Не знаю, – ответил Василий.
– А что же ты знаешь?
– Помню, что было очень жарко, просто нетерпимо… Помню, что из меня стал выходить сырой дух в виде пара, потом я стал от огня размягчаться.
– А потом?
– А потом,… потом,… я не помню. Я вроде бы как заново родился… Вроде бы и руки, и ноги, и всё тело моё, но уже совсем иное, вроде бы как и не моё и в тоже время моё… Оно такое крепкое, и дыхание моё не такое как раньше,… и вообще всё – всё не такое,… даже мысли в голове и то стали другие.
– Что-то ты совсем меня запутал: моё – не моё, такое – не такое… У меня, аж кругом голова пошла. – Проговорил недоумённо белый пудель. – Скажи толком – ты это, которого я нашёл в клумбе, или это не ты?
– Точно я, но только уже и немножко не я…
– Опять заморочка… Как это я… и тут же, не я. Со мной такого не бывает. Я, всегда – я. Лучше скажи, кто может подтвердить, что ты – это ты?
– Белянка и Смуглянка, – выпалил Василий. –Ах, да,… Я о них совсем забыл.
– Где же они?
– Они у горы, меня дожидаются.
– Так пошли к ним,… чего здесь торчать и дожидаться, когда меня хозяин возьмёт на поводок? Давай, Васёк, так тебя, кажется, зовут, уйдём отсюда.
– Давай, только, Пудя, не называй меня Васьком, это меня так раньше звали. Я – Василий. Понимаешь – Василий, а Васёк это в прошлом.
– А как же Васёк? – опешил пудель.
– Был Васек, да весь вышел, улетел вместе с дымом и паром из костра.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, Василий так Василий, – проговорил недоумённо пудель, – как скажешь.
– А тебя со мной хозяин отпустит? – спросил Василий.
– А мы убежим.
– Как убежим?.. Без спросу? – спросил Василий.
– А что здесь такого… Собаки часто теряются… И потом, мне очень надоело жить с этой синеволосой хозяйкой мы… мы… мымрой,… вот. Я бы хотел стать твоим другом.
– Слушай, давай тогда потеряемся по правде, раз уж мы друзья.
– Давай… А как?
– А ты погонись, хотя бы вон за той вороной, а уже назад не возвращайся.
– Это хорошая идея…
Задумка им удалась. Напрасно Фома Фомич звал белого пуделя, погнавшегося за вороной. Через пять минут Василий и белый пудель были уже вне зоны видимости. Они шли к высокой горе.
– А ты, оказывается, не промах, – сказал Василий пуделю. Я, правда, о тебе очень плохо поначалу подумал. Подумал, что ты жирующий хозяйский балбес…
– А я, а я тоже о тебе плохо подумал, – вторил ему пудель. – Когда ты стал играть перед хозяйкой и этим иностранцем. Я подумал, что ты с подружками самая, что ни на есть «золотая молодёжь». А теперь вижу, что ты совершенно иной человек, очень серьёзный и вдумчивый. У меня от такого переворота в сознании даже голова кружится.
– А у меня,… у меня совсем головы, кажется, не было и появилась, то есть я стал ощущать, что я думаю сам, соображаю сам, а не повторяю как попугай чужие мысли… – весело сказал Василий.
– А я смотрю,… вроде ты такой же, только весь красный.
– Меня огонь опалил, – вставил Василий, – поэтому и цветом стал другим, не как прежде.
– Нет, это тебя, дружище, жизнь опалила и мозги на место поставила, – серьёзно сказал пудель, а не огонь. – Давай торопиться, ведь нас давно ждут.
– Ты прав, и про мозги тоже, – сказал Василий вспомнив разговор Батиста и Бакстера.
Глава 35. Реставрация
После поездки на Большую Горную Пал Палыч, Костя и Антон снова приехали в клуб. Около кабинета Пал Палыча ждали дети; пришли лепить, а кабинет закрыт. Пал Палыч открыл дверь. Ребятишки сразу стали занимать свои места. На Пал Палыча посыпались вопросы. Учитель старался побыстрее загрузить ребят работой. Воспитанники готовились к выставке: кто спрашивал совета по лепке, кто не знал, как приготовить ангоб. Часть детей занимались росписью. На столе уже стояло с десяток готовых фигурок, но этого было маловато. Каждый из ребят хотел увидеть на выставке хотя бы одно своё изделие. Антон с Костей терпеливо дожидались, когда Пал Палыч немного освободится, чтобы показать учителю свою находку и поговорить о кентавре.
Когда Пал Палыч увидел кентавра, то чуть не подпрыгнул от счастливой неожиданности.
– Что ж вы её мне там не показали? А…
– Мы боялись, что вы ещё сильнее расстроитесь, – сказал Костя. На фоне сломанного дома и такая находка.