Фома Фомич откинулся в кресле и отечески продолжил. – Я, Эдик, своего человека растил… Я тебя выдвинул, так я тебя и задвину, если захочу. А если надо, то вместе с мусором закопаю. Ты думаешь, если ты заведующий кафедрой, так мне до тебя уже и не дотянуться? Да у нас, братец, всё в стране на таких как я держится, на Таракановых. Если Фомы Фомичи захотят страну перевернуть и на голову поставить, перевернут и поставят. А ты… Кто ты есть? Посмотри на себя…
– Фома Фомич,… отец родной,… может чего лишку сказал,… не губите,… лучше посоветуйте, – и Забродин, встав на колени, и подойдя на коленях к креслу-качалке, в котором сидел Фома Фомич, стал целовать руки и колени Тараканова.
– Ну, полно,… полно,… вижу твоё раскаяние, …полно. Склонённую голову меч не сечёт,… полно,– проговорил снисходительно Тараканов, приподнимая Эдуарда Аркадьевича с колен.
– Так как мне быть-то, Фома Фомич!?.. – воскликнул Забродин, сложив руки ладошками у собственной груди. – Подскажите, голова кругом идёт,.. в толк взять не могу, – продолжал говорить Забродин просящим, полным отчаянья голосом.
– А вот это уже другое дело… – мягко сказал Фома Фомич, это правильная нота. Именно так, Эдуардушка, и надо. Именно так… А, Фома Фомич, посоветует, а как же не посоветовать… В ваших глиняных куклах, Эдуард Аркадьевич, я не очень разбираюсь. Можно даже сказать, что совсем не разбираюсь. Зато у меня есть люди, которые в этом понимают, вы второй из них.
– Кто первый?.. Не Позолотин ли воскрес? – спросил испуганно доцент.
– Вот… вот, – И Фома Фомич изучающе посмотрел на Забродина.
– Я думал его уж косточки сгнили… – с дрожащими губами сказал Забродин.
– Догадливый ты, Эдуардушка, за что всегда я тебя и ценил. А теперь слушай, что тебе Фома Фомич скажет… Эту игрушечку мы профессору покажем. И если это та самая, тогда это будет уже другое дело и другая цена, и другой оборот…
– Какой оборот? – переспросил Забродин.
– А такой, Эдуард Аркадьевич, что я – Фома Фомич, директор свалки спас народное достояние, а ты учёный муж, подвергал сомнению, выдвинутую профессором Позолотиным, научную гипотезу, что и выразил в своей диссертации. Что, съел? – и Фома Фомич захохотал. Его лицо выражало необычайное удовольствие, щёки подпрыгивали, а вместо глаз образовались две симпатичные лучезарные трещинки.
– Вы этого не сделаете… Вы этого не сделаете!!! – проговорил испуганно Забродин, встав опять перед Таракановым на колени.
На Забродина жалко было смотреть, с трясущимися руками, в запотевших очках, с сузившимися плечами, он уже не был тем самодовольным Забродиным, какого мальчишки видели в начале встречи. И им теперь было понятно, что именно Фома Фомич, директор свалки и есть самый главный. Они не мигая смотрели из своего укрытия на директора и Забродина, стараясь не пропустить ни одного слова.
– А хорошо, что мы не ушли, – прошептал Антон брату.
– Тихо ты… – оборвал его Костя.
Мальчишки увидели, как Эдуард Аркадьевич, снова был поднят с колен и как он тяжело сел на стул. Фома Фомич наклонился вперёд, похлопал ладошкой по колену Забродина и сказал весело и непринуждённо:
– А вот тут ты прав,… конечно, не сделаю, – облизнув губы, проговорил директор, – чего испугался… мне, Тараканову, медаль не нужна. Нам, Фомам Фомичам, власть нужна, а не слава. Ты вот своим умишком думаешь, что я к губернатору пойду по игрушке вопрос решать. Ан, нет. Я к такому же Фоме Фомичу пойду, под кем этот самый губернатор ходит. К другому такому же Тараканову, и мы с ним обязательно найдём общий язык. Тараканов с Таракановым всегда договорится. Вот так вот, Ероха – воха. – Он сжал пальцы в кулак, поднёс кулак к своему лицу и впился в этот кулак взглядом. И, помолчав, добавил. – Ты вот председатель экспертной комиссии – ходишь подо мной, а другой ходит тоже под таким же Таракановым как и ты, только под другим. Таракановы – сила. А ты, поди, думаешь «на законе, на конституции страна стоит»… нет, дорогой, – на Таракановых она стоит… на Таракановых. Таракановы её и фундамент, и стены, и крыша, если угодно!
После сказанного Фома Фомич опять помолчал и проговорил уже без пафоса: