– И что из того? – почесал нос Пустолай.
– Уходить нам надо отсюда. И лучше будет, если мы сейчас переберёмся в разведанную лачужку, пока там никого нет, иначе будет поздно.
– Мурлотик прав, – сказал Заступник, – здесь нам оставаться опасно.
– Мы что же, должны бросить профессора в беде? – спросила Дуня.
– Никто не говорит, что это надо сделать прямо сейчас, – пояснил Заступник. – Побудем здесь какое-то время, и как профессору станет лучше, то и уйдём.
– Мне его жалко, – сказала Катерина. – А нельзя ли нам перекочевать под соседний лопух, тогда и мы будем в безопасности и профессор будет под присмотром.
– Если мы уйдём, то это будет не по совести, – сказала Дуня. – Надо продолжать ему класть на лоб мокрые тряпочки. Вы как хотите, а я от больного никуда не побегу. С ней все согласились.
Очнулся Вениамин Павлович под вечер в хибарке, видно туда его перенёс Крокыч. Он открыл глаза и увидел улыбающееся лицо художника. Крокыч смотрел на него во все глаза и кивал на стол. Позолотин посмотрел в ту сторону и увидел знакомые игрушки, именно те, которые он видел во сне, лёжа под лопухом около кучи мусора, только здесь они не были живыми. «Значит, мне не приснилось, – подумал Вениамин Павлович, – игрушки действительно были. Просто мой разум чудесным образом трансформировал действительность, наделив игрушки речью и способностью двигаться».
– Под лопухом нашёл, – сказал Крокыч, считай у вас в головах. Рядом ящик валялся разбитый. Видно когда самосвал мусор сваливал, то ящик откатился в сторону, там трава свежепримятая, и вот результат.
– Сима знает? – спросил взволнованно профессор, – чувствуя, как комок радости подкатился ему к горлу и мешает говорить.
– Что вы, ни в коем случае. Эти игрушки не для его поганых рук, – заверил художник.
– Это правильно, – сказал профессор. – Вот она – недостающая деталь цивилизации, – и улыбнулся. – Это, дорогой Семён Ваганович, настоящая старинная саратовская глиняная игрушка, а то, что у Симы в коробке, сам понимаешь…
– Вот значит из-за чего вся свалка на ушах ходит! – покачал головой художник
– Ей цены нет, потому и ходит, – заметил профессор.
– Мне надо на работу идти, – сказал Крокыч,– Сима орать будет.
– Да-да, конечно, только игрушки спрячьте, вдруг кто придёт и увидит.
– Конечно, обязательно спрячу, – и Крокыч положил игрушки в коробку, накрыл их старой газетой, задвинул под кровать и ушёл разбирать мусорные кучи. Позолотин остался в хибарке один.
Профессор лежал на скрипучей кровати и думал о превратностях судьбы, а потом даже вроде уснул. И снова, как и там под лопухом, игрушки, находящиеся в хибарке, снова стали живыми. Они вылезли из коробки, стали ходить по помещению и разговаривать с Вениамином Павловичем. Профессор задавал игрушкам вопросы, и они отвечали на них. И профессор удивлялся тому, как они много знают из истории и этнографии, особенно Заступник, который буквально в деталях рассказывал о тех вещах, над которыми десятки лет ломают голову историки. Он, как оказалось, хорошо знает Святогора и Илью Муромца, так как путешествовал с богатырями и находился в суме у Алёши Поповича, а сума была приторочена к седлу. Алёша Попович, даже будучи взрослым человеком и богатырём русской земли, никогда не расставался со своей любимой игрушкой и всегда брал её с собой в походы. Перед тяжелейшей битвой вынет из сумы Алёша Попович Заступника, посмотрит на него, вспомнит себя ребёнком и прибавляется в нём сила и смелость. Ведь он должен в бою защитить жён, стариков и детей. Много чего рассказал профессору маленький воин, а после добавил:
– А если вы поговорите с Свистоплясом, то узнаете ещё больше, он у нас самый древний, – я того не знаю, что он знает.
– Кто такой Свистопляс? Я не знаю такого, – сказал Вениамин Павлович. Я никогда не слышал о нём. И тут же получил ответ но не от человечка с мечом, а от Дуни.
– Это кентавр. Он половина человек, половина конь. Он язычник.
«Странно, как они могут помнить, то, что было до них, или они слеплены очень давно, ещё во времена язычества. Нет, этого не может быть, тогда откуда у них знания о далёком прошлом?», – подумал профессор, но через минуту забыл об этом и опять впал в забытьё.
Позолотин даже во сне был счастлив. Улыбка не сходила с его губ; они шептали: «Ещё,… ещё,… ещё…» Он время от времени просыпался и проговаривал свои мысли: