Проконсультироваться Пегасу надо было по этим самым разноцветным камешкам, которые напоминали обыкновенную землю, а точнее глину. Он знал, что в детском клубе по улице Марины Расковой 9 работает Пал Палыч, ведёт кружёк керамики. Сам когда-то к нему бегал. Он-то должен точно знать, что это за камешки? Пегас понимал, что перед ним не простая земля. Стали бы люди землю в ларях хранить? Значит, эта разноцветная масса представляла для хозяев какую-то ценность. Но, какую? Похожи камешки на глину, муслякаются, скользят, только он тогда, занимаясь в кружке, лепил из глины одного цвета, а тут целая цветовая гамма, странно.
Клуб находился неподалёку, Пал Палыч был на месте и Пегас, поздоровавшись, выложил перед ним на стол свои камешки.
Старый, седой педагог молча повертел камешки в руках, проговорил:
– Давненько, Лёня, ты у нас не был,… а способности у тебя к лепке есть, – и он кивнул на рельеф на стене. – Вот видишь, не снимаю, твоя поделка. Оставил в качестве учебного пособия. Это ты делал в пятом классе, а теперь уже поди в седьмом?
– В восьмом, – уточнил Лёня, –
– Ну вот, на годок ошибся.
– Другие интересы появились, – ответил Пегас уклончиво. Ему не нравилось, когда кто-либо напоминал ему о прошлом.
– Ну-ну, ответил старый учитель, рассматривая принесённые камешки.
– На что похоже? – спросил Пегас.
– Это, Леонид, разноцветная глина. – Сказал Пал Палыч. – Такой вокруг Саратова немало.
– А для чего она нужна? – поинтересовался мальчишка.
– Да мало ли для чего, – сказал Пал Палыч, – кто сараи обмазывает, кто печки кладёт…
– А если помалу, но много разных оттенков?– продолжал допытываться Пегас?
– Загадку ты мне загадал, с ходу и не ответить, подождать придёться, я подумаю,.. Ты, Лёня, заглядывай, тут одного слова «глина» – маловато для ответа. Важно – где это найдено, в каком состоянии, что ещё рядом находилось? Вот в старину из глины делали косметику, маски всякие накладывали, сочетания глин подбирали. Возможно и в этом случае, все эти камешки древнему парфюмеру принадлежали? Здесь, я повторяю, на окружающую обстановку ориентироваться надо и от неё отталкиваться.
Пегас смутился. Не в его интересах было рассказывать про подломанный сарай на Большой Горной, про сита, мельничку, которую они с Мухой удачно стырили. Он больше ничего не стал говорить учителю и, попрощавшись, направился к выходу, пообещав, что как только появится дополнительная информация, обязательно известить. Уходя, он вдруг, на пороге остановился и спросил:
– А вы Эдуарда Аркадьевича Забродина, культуролога не знаете случайно?
– Нет, – покачал головой учитель. – Я профессора Вениамина Павловича Позолотина знал, приходилось у него консультироваться, а Забродина нет, не знаю. Он-то тебе зачем?
– В институт буду поступать, меня эта сфера интересует.
Пегас специально сказал Пал Палычу про Забродина и про свои намерения: «Пусть знает, что я не фигнёй занимаюсь, – подумал он, направляясь к выходу,– а то рельефчик на стене… память…, тоже мне, ценность нашёл…»
Выходя из кабинета, Пегас столкнулся с братьями Пчелинцевыми – Костей и Антоном. Они шли в кружок на занятия. С Костей он учился в одном классе, а Антон был года на три младше.
– А-а… пчёлки прилетели, – сказал он немного заносчиво.
В классе Леонид с Костей были тайными соперниками, но никогда даже видом и взглядом этого не показывали. Оба хорошо учились, только с одной разницей – Пегасов всё, как говорится, хватал на лету. При феноменальной памяти, он почти не готовился к занятиям, надеясь, что на четвёрку всё равно ответит, а если не будет в задании непредвиденной заморочки, то и на пять вытянет. Некоторым учителям такой его подход к учёбе не нравился и они его в оценках немного ущемляли, надеясь, что тем самым активизируют ученика. Надо сказать, повод к таким ущемлениям всегда находился: то Лёня не тем способом задачу решит, то не надлежащий вывод сделает и даже обоснует по-своему, заумно. Только Пегасов на такие выпады не отвечал, а только хитро улыбался со своим знаменитым прищуром, да языком поглаживал щёки во рту, вот и вся активизация. Тем самым он как бы говорил: «наживку не заглатываю, господа педагоги, листаем страницы дальше, этот пункт проехали».
Косте же никто оценок не занижал. Он всегда был крепкий середняк. У него была своя беда – в учёбе он относился к разряду тугодумов. Соображал он хорошо, но медленно. На контрольных он, как правило, не успевал записать решение задачи в чистовик. Сидел, пыхтел, уши у него краснели, а рядом стоял учитель со стопкой тетрадей и терпеливо ждал. Ему всегда учитель математики говорил: «Долго, Костя, запрягаешь, долго, быстрее надо, в наше время тугодумство не приветствуется».