Выбрать главу

– Ты, Муха, из-за чего со мною шляешься?– спросил Пегас, не оборачиваясь и ныряя под едва различимые ветви. – Особо старину не любишь. Интереса я в тебе не вижу. У тебя вся и забота – какую старинную латунную ручку от двери отломить, побыстрому сдать черметчикам, да бутылку лимонада в свой толстущий живот вылить, вот и вся твоя жизненная философия. Философия живота называется.

– Это что, плохо?.. Все так живут, – парировал Мухаев, приноравливая свой мелкий шажок к широкому шагу Пегаса. Получалось, что в одном Лёнином шаге умещалось почти два Мухиных.

– Не все, а многие, – поправил его Лёня, – ты меня к своим всем не причисляй.

– А ты что, из другого теста? – удивился Муха. – Всё тоже самое, только с фасоном…

– Все люди, Муха, из одного теста, у всех кости, а на костях мясо и кожа…

– Ну и что? К чему ты это сказал?

– А то, что тебе этого не понять…

– С каких же это пор ты, Пега, так заговорил?

– А с тех самых пор, как в дом на Большой Горной слазили,… вот с какого, а может быть и минут с десять назад. Мозги хорошо прочищает.

– Небось, после того, как тебя дворник метлой шваркнул, – хихикнул Муха. – Так он же тебя не по голове, а по спине огрел.

Ветка больно хлестнула Вадика по щеке.

– Не ёрничай. Просто с тех пор я задумываться стал…

– А это, Пега, в нашем возрасте опасно… задумываться, – съехидничал Вадик, выставляя для безопасности вперёд руку и предохраняя лицо от неожиданных ударов и касаний.

– Говорю – не скалозубь…

– Вас понял, мин херц,… уже замолчал.

– Так вот, – продолжил Пегас, – я думал раньше, что бизнесом занимаюсь. Бизнес на искусстве. А вообще всё это настоящее воровство. Помнишь наш разговор на чердаке? Я ещё тебе говорил о быте предков?

– Помню… Я тогда ещё отметил, Пега, твой сдвиг по фазе.

– Так вот, Муха. Мы есть самые настоящие воры. Собственную историю крадём и сбыть дяде Сему подороже, мечтаем. А он нам «Ой, ля-ля!» говорит, да по спине хлопает… Чем мы отличаемся от того же доцента или Червонца? Да ничем… Каждый из нас старается нажиться.

Ты вот ручку медную, литую тогда отломил, а за неё, может, императрица держалась?

– Ты, Пега, об императрице пошутил? Да?..– сбился с шага Муха.

– Это я к слову, чтоб пример поярче. Только мне на эти шмотки с сегодняшнего дня стало наплевать.

– Ты, Пега, даёшь… То о крутом велике мечтал, а то раз,… и, на тебе, – в канаву свернул.

– Не в канаву я, Муха, свернул, а наоборот, хочу из канавы выбраться. Кончились старые мечты. В милицию надо идти и про Симу рассказать.

– А как же игрушки? – встревожился Мухаев, – их же найдут без нас тогда,… сам понимаешь, оприходуют, да ещё взгреют, ты что, об этом забыл?

– А люди, что в контейнере в овраге, помирать должны? – озлился Лёня.

– Нам-то что? – натуженно проговорил Муха. – Я их туда не пихал.

– Ну и гад… Ты не пихал… Так видел же!

– Так что из этого, что видел? Видел, не видел – какая разница.

– За игрушки, за доллары значит труханул?..

– Ничего я не забоялся. Просто у меня идея. У тебя своя идея, а у меня своя…

– Поделись идейкой,… раз образовалась… –иронично сказал Пегас, – неожиданно сбавив темп ходьбы, и Вадик буквально ткнулся ему головой в спину.

– Я сам по себе – вот так? – проговорил Муха, осаживая ход.

– Хороша идея…

– Не хуже твоей. – Парировал Вадик.

– А ты мою идею знаешь?

– Догадываюсь,… не глупый. Сам говорил – «В люди выбиться», там, в Глебучевом овраге,… забыл?

– Ничего я не забыл. Я от этой идеи и сейчас не отказываюсь. Власть – это большая сила. Только эту силу с умом употреблять надо, тогда польза всем.

– Конечно, сильному во власти всё можно, – вставил Муха, – куда уж мне с бледным задом. Твоя философия шире – грести деньгу, так чтоб лопатой, а не ручки на лимонад менять. Ручки – это удел слабых, таких как я. Сильному всё можно. Сильные ручки не тырят; сильные их в слитках вывозят, так что ли, Пега? Твоя философия… Я ведь тебе говорил, что у меня память особенная, что скажут, того я не забываю.

Пегас на выпад Вадика никак не отреагировал, он просто вдруг остановился и сел на едва различимый ствол полусвалившегося дерева.

– Отдохнём чуток,… дыхалка не работает.

– Чо, молчишь? Сказал бы чего-нибудь, поучил, а то скушно. – Иронично и немного с подколом проговорил Муха. – Очень уж охота нравоучительную речь от сверстника услышать.