– Коты собачью чушь не несут, – обиделся Мурлотик.
– Хорошо…, пусть будет чушь кошачья, – поправился Пустолай.
– Кошачьей чуши не бывает, – ответил кот,– есть только чушь собачья.
Хватит вам пререкаться, – сказала Дуня. – Нам надо думать о своём спасении. Я не хочу, чтобы меня брала эта синеволосая Барби. У неё такие холодные руки, просто ужас… – и она, как бы от холода, передёрнула плечами.
– Давайте положимся на мамушкиного бога, которому она всегда молилась, и будем ждать, – предложила Катерина.
– Мы не знаем, как это молиться? – сказал Заступник, – и мамушкиного бога никогда не видели.
– Мамушка мне говорила, что бога видеть не надо, главное, что он тебя видит. – Заметила Дуня.
– А я знаю, – сказал Заступник, – знаю, как она молилась. Она стояла всегда перед вот этой иконкой, – и он кивнул на икону в углу комнаты, крестилась и просила Спасителя и Богородицу, так она их называла, о помощи и заступничестве, – сказал Заступник.
– И древние наши князья и цари, тоже полагались как на войско, так и на небесные силы, – например, на Ярилу, – вставил Свистопляс. – Я мамушку сколько раз просил слепить древних богов и им поклоняться, а она ни в какую. Я тут, между делом, нашёл во дворе чурбак, точь в точь, как был в молитвенном месте у древних, только немножко подравнять и кое-где протесать.
– Сам молись своему чурбаку, – огрызнулся Пустолай.
– Да уж, пню поклоняться как-то не по мне, – проговорил Мурлотик .– Ты уж сам об этот пень лоб расшибай.
– Если не нравится молиться вырезанным богам, то можно просить солнце, деревья, ветер помочь в борьбе с врагами, – сказал, насупившись, Свистопляс.
– Это суть идолы, – ответил Заступник. – Не призывай их больше. Я понимаю, что ты из тех времён, когда на Руси было идолопоклонство, но ты же современный цивилизованный кентавр, должен понять.
– Я стараюсь понять, – проговорил Свистопляс, – но только пока не очень выходит. Время мне говорит о других богах, вырезанных из дерева или выточенных из камня…
– Это многобожие, – сказал Заступник. – А в мире, мамушка говорила, есть только один бог.
– Вот пусть он своей гнилушке и молится, а я трухлявому пню молиться не буду. – Сказал сердито Мурлотик и многозначительно отвернулся.
– А давайте и мы помолимся, – проговорила тихо Дуня, только не пню, а мамушкиному богу. Мамушка ведь знала, кому молилась. Мы ей верим, правда, Свистопляс?
– Пожалуй, с тобой можно и согласиться, – сказал, раздумывая, кентавр, – от её молитв никому плохо не было…
– Так и давайте делать, как она делала, – убедительно проговорила Дуня.
– Как это? – недоумённо спросил Пустолай, – мы не умеем.
– А как мамушка молилась, помните? – спросила Дуня.
– Не-а, – помотал головой Пустолай.
Вместо ответа, Дуня подошла к мамушкиной иконке, опустилась на колени, и, кланяясь до пола, проговорила, – мамушкина заступница, помоги её деткам в беде, выручи нас. Сделай так, чтобы мы попали к хорошим людям… Ведь это ничего, что мы глиняные, но ты же всё можешь… Проси своего сына, чтобы помог нашей беде, он всё может… – и добавила, повернувшись к игрушкам, – мамушка говорила, что он всё может…, что она без его помощи даже нас сделать бы не могла.
– Сомневаюсь я что-то, чтобы эта картинка нам помогла? – сказал кентавр и кивнул на иконку. – Мы делали очень больших богов, ростом с людей и больше и то не всегда помогало…, а тут картинка… – и он в сомнении покачал головой.
– Мы не иконке молимся, а святой деве, она на небесах и всё видит и слышит, – убедительно сказала Дуня.
Кентавр отошёл в сторону и недоумённо посмотрел на Дуню. Ему всё это было очень непонятно, хотя он любил мамушку и верил ей.
Игрушки стали молиться мамушкиному богу и когда они так молились, то вдруг в комнате из-за изразцовой печи вышел старенький дедушка с котомкой за спиной, старинной одежде и сказал, обращаясь к игрушкам: «Не бойтесь меня, я ваш друг. Я знаю вашу мамушку. Своими игрушками она несла в мир добро и любовь людям. Она всегда хотела, чтобы дети на земле играли в добрые игрушки, то есть в вас. Заботьтесь друг о друге. Любите друг друга. Терпите. Берегитесь соблазнов. Помните сказанное».
Глиняшки не успели как следует рассмотреть пришельца, как таинственный старичок стал вдруг от них удаляться, меркнуть, меркнуть и исчез совсем. Игрушки были так испуганы, что боялись пошевелиться. Через некоторое время они стали приходить в себя, зашевелились, стали разговаривать.
– Что это было? – спросила Катерина.
– Я думал, что у меня лапы от испуга отсохнут, – проговорил Пустолай, садясь на задние ноги.