– Так-то лучше, – сказала Катерина. – Ты, Дуняш, не обращай на них внимания.
– Я не обращаю, – тихо сказала Дуня, – только я не знаю, о чём говорят погребённые как мы.
– О любви говорят, Дуняш,… о любви. Только о ней и можно, и нужно говорить в таких ситуациях и ни о чём больше.
– Как же мы будем с тобой, Катерина, о любви говорить, когда ты даже замужем не была.
– Ну и что? – удивлённо спросила Катерина.
– Как что? Тебе уже сорок лет, а у тебя детей нет. А раз нет детей, то значит и любви у тебя никогда не было. Как же о ней говорить будешь?
– А кто тебе, Дуня, сказал, что у меня любви в жизни не было?
– Никто… Так… Сама подумала.
После этих слов Катерина порывистым движением притянула Дуню к себе, прижала и поцеловала в голову.
– Ты что? – удивилась Дуня Катерининому порыву. – Я сделала тебе больно своими словами? Я не хотела,… по глупости всё это,… Просто подумала, что у тебя ничего и ни с кем такого не было…
– Чего не было, Дуняш?
– Переживаний, чувств разных… Не было того, как у меня я из-за Васи… – Дуня осеклась и дальше говорить не стала.
Немного помолчали. Обеим было немного неудобно говорить, из-за того, что они не видели в темноте глаз друг друга, но с другой стороны, отсутствие всякой видимости позволяла обеим сосредоточиться на главном, что было в их душе, можно даже сказать – заняться созерцанием собственных чувств в то время, когда они уже отгорожены от мира плотным слоем мусора и каждый из них не мог не подумать о том, что возможно они не увидят белого света всю оставшуюся жизнь.
– Девочка моя, – заговорила Катерина немного сдавленным голосом. – Я прошу тебя… Никогда… никогда не говори мне этого…
– Прости меня, Катя,… я же не знала; не сердись, ладно?
– Я не сержусь. Просто твои слова,… слова мне напомнили…
По интонации в голосе было понятно, что Катерина сильно волнуется. Катерина помолчала, стараясь побороть внутреннее напряжение. Видно ей это удалось и далее уже начала говорить голосом спокойным:
– Давно это, Дуняш, было. И меня любили, и я любила. Да так любила, что, казалось, что перед тем чувственным жаром души ни одна преграда устоять бы не смогла – ни скала высокая, ни стена гранитная, ни льды материковые, всё бы попалил и растопил огненный смерч, что из сердца до неба столбом огненным стоял. Я и сейчас его огонь в душе чую, хотя столько лет прошло. Всё можно, моя милая, забыть, а вот этого нельзя. Чувства эти человек с собой всю жизнь несёт и с собой, когда совсем состарится, в могилу уносит.
Катерина опять замолчала, но ненадолго. Видно думала, как и с чего начать рассказ. Дуня понимала, что торопить Катерину не надо, сама скажет раз уж начала.
Катерина заговорила медленно, будто вынимая каждое слово из собственного сердца, рассматривая его духовным оком и вслушиваясь в свой собственный голос. Она говорила так, как будто рассматривала в альбоме уже давно не виденные ею старые фотографии. Со временем эти пожелтевшие снимки стали вдруг намного ближе и дороже, и она всё смотрит на них и не может насмотреться, потому как встают они перед ней живыми и разговаривают с ней одними говорящими взглядами.
– Была, Дуняш, и у меня любовь. А как же не быть. При сотворении каждый награждается этим чувством и чувство это благословенно.
– Кто же он? – выдохнула Дуня.
– Был, Дуня, среди мамушкиных глиняшек один паренёк, по занятию – мукомол, душевный, тихий. Мамушка его своеобразной красотой наделила. Нет, не внешней, таких ты и сама видела красавчиков, а внутренней. И была в этой несказанной красоте его такая сила, такая притягательность, что словами и описать невозможно. Ведь это я от него научилась калачи выпекать. Глупая я тогда, Дуня, была, от счастья под ногами земли не чувствовала. Думала: «Вот оно моё счастье,… никто этого счастья у меня не отнимет», думала, что всю жизнь с ним счастливой буду, а не пришлось.
– Катюша!.. Милая моя! – воскликнула Дуня. – Это же неправильно! Так не должно быть! Любящие должны быть вместе!
– Я это, девочка, и сама знаю, – и Катерина горько улыбнулась в темноте, – но это, к сожалению, не всегда бывает. У нас, по крайней мере, этого не получилось.
– Катюша… Мне тебя жалко. – Дуня нашла в темноте руку Катерины и крепко её сжала. – Мамушка говорила, – что когда человек другому человеку сопереживает, то боль страждущего вполовину меньше становится. Не знаю, умею ли я сопереживать? только мне очень хочется, чтобы тебе стало легче. Расскажи мне про него и тебе будет легче…