— Встать! Суд идет!
Зал нестройно зашевелился и замер в ожидании, пока судьи устраивались на своих местах, а затем знакомая до мелочей процедура: проверка явившихся свидетелей, удаление их из зала суда, мнение сторон о порядке слушания дела, с кого начинать допрос — с подсудимого или со свидетелей. У нас с прокурором в этом вопросе спора нет, он предлагает начать судебное следствие с допроса подсудимого, и я соглашаюсь с ним, так как Чамата полностью признает свою вину и свидетели по нашему делу фактически не нужны. Но форма есть форма, и ее нужно соблюсти, тем более на выездной сессии.
Говорить Чамата совершенно не умеет. Скачет он хорошо, руки у него железные, а вот речь косноязычна, и пока он дает показания, с участников процесса сто потов сошло. И судья, и прокурор, да и я тоже помогаем ему наводящими вопросами, хотя строго по закону этого делать нельзя. Со свидетелями суду пришлось немного повозиться, особенно с потерпевшей. Ей, видимо, жалко стало Чамату, а он действительно, остриженный наголо, осунувшийся, выглядел очень жалко, и потерпевшая решила изменить показания, а может быть, ее уговорил так поступить кто-нибудь из дружков-приятелей Чаматы, только она вдруг заявила в суде, что Чамата ее совершенно не бил, а лишь толкнул один разочек, да и то легонечко. Судье пришлось напомнить ей ее показания на предварительном следствии, где она прямо заявляла, что он ударил ее по лицу, гонялся за ней по конюшне, и она вынуждена была даже выбежать за помощью на улицу. По другому бы делу, где подсудимый не признавал свою вину, такое изменение показаний потерпевшей было бы на руку обвиняемому, а здесь, когда Чамата полностью признал свою вину, это лишь затягивает процесс. В конце концов судья с прокурором все-таки добились своего, и потерпевшая вернулась к своим прежним показаниям и рассказала все, как было на самом деле, и процесс снова пошел своим чередом. Публика в зале после показаний потерпевшей развеселилась немного, но все с нетерпением ждали выступления прокурора и адвоката, конечно. Я же никаких красот от речи прокурора не ждал, меня интересовал лишь один вопрос: сколько он попросит Чамате лет лишения свободы, и уже примерно можно будет прикинуть, сколько определит суд.
Прокурор «уважил» меня, попросил моему подзащитному три года лишения свободы! Мог бы, конечно, ради знакомства и поменьше попросить, но что сделано, то уже сделано. Суд наверняка столько и определит, ведь как-никак, а выездная сессия! Но я произношу защитительную речь с таким жаром, словно защищаю не хулигана, а невинно пострадавшего человека: обрисовываю и неустроенность быта жокеев, по три месяца оторванных от дома, и тоску по семье, детям, у Чаматы их как-никак четверо, один другого меньше, и отсутствие элементарной воспитательной работы, и низкий интеллектуальный уровень окружающих, и, конечно, говорю о трудности профессии жокея, когда им приходится вставать в пять часов утра и по нескольку часов тренировать лошадей и тренироваться самим, а потом выступления. Поэтому немудрено, что произошел срыв, по натуре Чамата никакой не хулиган, и прошу суд определить ему минимальное наказание. По реакции зала понял, что моя речь понравилась.
Выслушав последнее слово подсудимого, суд удалился на совещание для вынесения приговора. Больше часа они в совещательной комнате не просидят. Написать приговор по такому делу ничего не стоит, и единственный вопрос, который нужно решить судьям, — это сколько лет лишения свободы определить подсудимому: три, как просил прокурор, или чуть поменьше. Занимает этот вопрос и меня, и всех присутствующих в зале. К адвокатскому столику подходят наездники и спрашивают об одном и том же: сколько лет получит Чамата. Я неопределенно пожимаю плечами и прошу их немного подождать, выйдет суд из совещательной комнаты и всех успокоит. И действительно, примерно через час суд огласил приговор: признал Чамату виновным в хулиганских действиях и определил ему два года лишения свободы.
Два года! Это еще по-божески. Мы договариваемся с Чаматой не обжаловать приговор в Городской суд, потому что это бесполезно, лишняя трата времени, ему предлагаю сразу же обратиться в Президиум Верховного Совета с ходатайством о помиловании. «Сразу» это только так говорится, на самом же деле, чтобы написать ходатайство о помиловании, нужно собрать кое-какие документы, и в первую очередь характеристики с места работы и с места жительства, справку о составе семьи, и конечно же нужно копию приговора, а на все это уйдет время, и не один день. Само ходатайство написать не сложно, а вот собрать необходимые бумаги не так просто, тем паче что Чамата живет не в Москве, а в Краснодарском крае, и пока свяжешься с его женой, а она пришлет характеристики и справки, на это уйдет месяца два, не меньше. Я уже не говорю о маленькой юридической закавыке. По закону, чтобы обратиться с ходатайством о помиловании, нужно, чтобы подсудимый отбыл не менее трети наказания, без этой формальности в Президиуме не примут бумаги. Но я хочу обойти эту маленькую формальность, ведь у меня в отделе помилования работает мой однокашник, и он-то уж примет от нас ходатайство о помиловании.