— Продолжайте, что же вы замолчали?
— Зачем, только расстраивать себя. Дело обговорили, пора и честь знать. А то я вас задерживаю.
— Ну как знаете, только вы все-таки дали бы мне координаты сестры, я бы ей сообщил, где вы находитесь.
— Она знает, ей следователь написал письмо.
— Ясно, — и машинально нажимаю на кнопку сигнализации.
Стук в дверь прерывает нашу беседу. Пришел конвой. Я отмечаю пропуск и прощаюсь с подзащитным. В дверях он последний раз оглядывается. В его глазах светится надежда. Дверь закрывается, и я остаюсь в кабинете один. Не заметил, как в окно вползли осенние сумерки. Я быстро собираю бумаги и выхожу на улицу.
Дождь перестал. Я люблю смотреть, как на город опускаются сумерки. Небо все в рваных клочьях, фиолетовое. Быстро темнеет. Сначала робко, а затем все смелее вспыхивают огни реклам. В окнах домов зажигаются лампочки. Город преобразился на глазах. Я так задумался, что не заметил, как прошел половину пути. От Сокольников до Центра доехал на метро, а дальше до дома решил добираться пешком. Очнулся на Каменном мосту.
По реке, заканчивая навигацию, маленький катерок тянул баржу. Огромная баржа медленно продвигается вперед. Катерок сипло свистит. Из трубы валит черный дым, расстилается над водой и постепенно закрывает баржу. Я смотрю на реку и верю, что машина вытянет. И вдруг в голове проносится: «Каково сейчас Вражину в камере? У баржи есть катерок, а у него кто? Вера в справедливость да начинающий адвокат? Стану ли я для него такой же силой, вытяну ли? Фу-ты, черт, какая чушь лезет в голову. Катерок, адвокат…»
Последний поворот, и катерок с баржей благополучно скрылись из глаз. Я облегченно вздыхаю и продолжаю путь. Все будет в порядке, и нечего раньше времени паниковать. Мост подходит к концу. Я ускоряю шаг и уже через полчаса сворачиваю в знакомый переулок. Осенью он неказист, особенно в такой вот дождливый вечер. Дома съежились и глубже нахлобучили на себя крыши. В окне нашей комнаты горит свет. За занавеской мелькает знакомая фигура матери. Ждет! Милая, родная моя старушка! И будто током прошивает мысль: «А вот Вражина никто не ждет». И стало почему-то совестно, что я сейчас приду в тепло, буду слушать ласковое материнское ворчание, беззлобно отвечать. Под ногами поскрипывает деревянная лестница, и в ее скрипе слышу ясно одно слово: Вражин, Вражин, Вражин…
За окном темнота. Со двора отчетливо доносятся голоса, снизу хлопает дверь. За ней закрываются еще несколько дверей. Дом готовится ко сну. Откуда-то издалека доносится собачий лай, позвякивание трамваев. Я откладываю книгу — не хватает привычного шума. Наконец заработал компрессор. У нас с заводом началась ночная смена. Голос завода я хорошо изучил. В разное время суток он по-разному дает о себе знать. Ночью работает только один цех. Неясный гул завода сливается со звуками улицы. Через минуту компрессор выключен и опять можно услышать жизнь двора, бормотание старого дома. Завод, трамваи, машина, проехавшая по переулку, прерывает его шум. Не слышу голоса, к которому привык слух. Беспомощно озираюсь, и взгляд натыкается на часы. Стоят. Пять минут второго. Так вот чего не хватало. Размеренного тикания ходиков. Я к ним привык, как привыкают к близкому существу. Мерный стук часов сливается с другими звуками ночи, и стоило им остановиться, как распался весь хор.
Под тикание ходиков ложусь, отсчитывая их удары, засыпаю. Первый звук, который слышу, когда просыпаюсь, привычное колебание маятника: тук, тук, тук — живем, живем, живем. А что, если бы время вообще остановилось? Интересно бы посмотреть! Какой идиотизм! Я отлично знаю, что время нельзя остановить. Часы методично отсчитывают секунды, минуты… годы. Надо только вовремя подтягивать гирю, и хорошо тому, кто, как и часы, имеет свою гирю — свое место. Я ее еще не нашел. Порой кажется, что никогда не найду и что все попытки тщетны, и я занимаюсь не тем, чем нужно.
Встаю, подтягиваю гирю. По будильнику ставлю время. Ходики мерно продолжают свой бег. За окном темнота плотно окутала город. В соседнем доме ни огонька. Лишь мое окно ярко светит в ночи. Я все листаю дело Вражина, вновь и вновь заглядываю в книги, советуюсь со знаменитыми адвокатами. Но они не вели подобных дел. Уже слипаются веки, и на каждой странице перед глазами прыгает одно слово: спать, спать, спать. И стоило нажать выключатель, как ночь, ходившая где-то рядом, вкрадчиво вползла в комнату, заполнила все углы. Вместе с темнотой приходит сон.
Будильник, заведенный на восемь часов, надсадно надрывался и подпрыгивал на столике. Его звонкий голос заглушал остальные звуки. Дернувшись последний раз, он затих. В комнату ворвались дневные голоса. Кого-то отчитывали ходики. Если бы не будильник, наверняка бы проспал. Быстро вскочил и через полчаса уже готов. Но на работу идти еще рано, юридическая консультация открывается только в десять часов. Пробую читать, строчки не лезут в голову. Поставил книгу на место. Про себя повторяю статьи Уголовного кодекса, словно адвокаты на работе меня будут об этом спрашивать. С трудом заставляю себя не думать о статьях и, чтобы не сидеть дома, выскакиваю на улицу, пешком иду на работу в юридическую консультацию.