СТРАНИЧКА ВОСЬМАЯ — ЭТО ПОЧТИ ПОБЕДА…
«Все будет хорошо, все будет хорошо» — эти слова Липки вертелись у меня в голове, когда я шел в суд по делу Вражина. Наш районный суд ничем не отличается от других народных судов. Разве что переулку, где он расположен, повезло больше, нежели его собратьям. Многие писатели обращали к нему свои взоры, описать же его точнее и вернее, чем это сделали Ильф и Петров в романе «Двенадцать стульев», пока никому не удалось. С тех пор мало что изменилось здесь.
Достопримечательностью переулка по-прежнему осталось небольшое двухэтажное здание неудачного цвета, из которого якобы Остап Бендер выбрасывал стулья. Возле этого дома всегда толпился народ, а два раза в день, утром и вечером, приезжает автозак или, как ее называют уголовники, «раковая шейка». Машину подгоняют прямо к двери, и из нее выводят подсудимых. Это и есть народный суд Киевского района, куда я держу свой путь.
Я спешу, хотя предполагаю, что дело не пойдет. Не может же суд действительно отказать во всех наших ходатайствах? А у меня их как-никак два, и притом какие! Мои ходатайства имеют непосредственное отношение к делу. Вот только сумею ли я их правильно сформулировать? Не растеряюсь ли перед судом? Начну с вызова рабочих. Здесь проще. И фамилии известны, и имена, и для какой цели нужны их показания. И если… Если они подтвердят показания Вражина, то это ведь железное доказательство, что действовал он не из хулиганских побуждений. Развалится первая часть обвинения, а разбить вторую уже не составит большого труда. Мне доподлинно известно, что все рабочие в этой смене выполнили свои плановые задания, и, значит, Вражин не срывал графика выпуска готовой продукции, как пишет об этом в обвинительном заключении следователь. После показаний свидетелей у суда рассеются все сомнения на этот счет. Всякому станет ясно, с какими намерениями пришел человек в цех. Значит, остается одно — бесцельная беготня по цеху. Здесь уже другой разговор. Не имел он права этого делать? Да, формально нет, но это же не злостное хулиганство, а при самой большой натяжке тянет только на первую часть 206-й. Но вся суть-то как раз в том, из каких побуждений он действовал. Из хулиганских ли?
Однако я слишком расфантазировался. Неизвестно еще, как поведет себя суд. А вдруг он и впрямь откажет во всех наших ходатайствах? Не может быть, Липка просто пошутил. Суд обязан вызвать рабочих, и повестки можно послать прямо на завод. Сложнее обстоит вопрос с подельщиками, с кем он отбывал наказание в первый раз. Они нашли его и предложили быть снова с ними. Вражин отказался и побил их, но его кулаки оказались плохой защитой. Подельщики пообещали его прирезать, если не одумается. Вражин знал, что шутить они не любят. Подельщики пригрозили Людмиле, и она отказалась встречаться с Вражиным. Тогда он снова проучил их, но слишком поздно понял, что одному с ними не справиться. Они его подстерегали, но Вражин их попытался перехитрить: он ушел с завода и решил уехать подальше на какую-нибудь стройку. С такими руками, как у него, он нигде не пропадет. Однако Вражину нужна была Людмила. Без нее он не мог уехать. Билеты на поезд лежали в кармане. «Но где же эти подельщики?» — ломал я голову. Как найти их? Вражин не говорит их фамилии, а другого источника информации у меня нет. А их показания нужны мне позарез, они окончательно бы поставили все точки над «i». Ведь если бы суду удалось их найти, то и вторая часть обвинения рухнет сама собой.
Да, у суда есть основание осудить Вражина, и, в частности, суд ни за что не поверит ему на слово и не должен верить, что он хотел уехать с Людмилой, потому что ему кто-то угрожал.
Дело за малым: захочет ли суд возиться с нами? Что за вопрос! Суду так же важна истина, как и адвокату. О многом могут рассказать билеты на поезд. От меня требуется как можно доходчивее преподнести суду ходатайства. Дома несколько раз репетировал свою речь перед матерью, вроде получалось убедительно. Но одно дело дома, другое — на суде.
Впереди здание суда. У входа тюремная машина, из которой выводят подсудимых. Конвой выстроился по коридору. Родственники и просто любопытные, а таковых в судах хоть отбавляй, толпятся сзади, норовят рассмотреть арестованных, передать привет. На лицах подсудимых светится радость, когда их глаза встречаются со взглядами родных и близких. И все время, пока их ведут до конвойной, они оглядываются, чтобы еще раз увидеть знакомое лицо. Но вот конвой прошел, и коридор опустел. Теперь можно пройти в зал судебного заседания. Прохожу в свой зал и занимаю место за адвокатским столиком. Ко мне подходит женщина. Это тетка Вражина, единственная его родственница, кроме сестры. Что ей сказать? Чем утешить? В ее глазах немой вопрос: «Что же будет?» И надежда, надежда на меня. Нужно ее как-то успокоить, но, как назло, нужные слова вылетели из головы. И я лишь выдавливаю: