Год лишения свободы. Но это уже ничего. На предварительном следствии Вражин отсидел два месяца в изоляторе, и это зачтется. Выходит, что ему остается отбыть наказание десять месяцев. Да и мне теперь легче. К первой части статьи двести шестой судьи относятся не так строго, как к злостному хулиганству. С этими мыслями и подхожу к Вражину и говорю слова, которые хотел сказать давно:
— Главное, будь человеком! Не ожесточайся! Верь в справедливость! Тебе определили небольшое наказание. Мы обжалуем приговор в городской суд.
1964
ДОРОГА ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ
Снег опускался на город весь день и всю ночь, словно торопясь извиниться за свое опоздание. Давно уже плотно укутались в белое одеяние крыши соседних домов, разлохматились под его тяжестью ветки деревьев, а он все продолжал падать на землю, как бы утверждая своим безмолвием, что пришел надолго и всерьез.
Она-то, умудренная прожитыми годами, знала: вечного в жизни нет, сойдет и этот первый снег, снег без значения, хотя у нее с ним и были свои особые, не совсем понятные и сложные отношения. Всякий раз, когда в воздухе появляется белый рой, на ее душу нисходит какая-то умиротворенность, а в памяти при виде снежинок назойливо всплывают строчки стихотворения, прочитанного много лет назад:
И дальше удивительное по своей простоте и мудрости, очень глубокое по содержанию четверостишие:
Врачевал снег душу и ей. Она даже придумала нечто вроде ежегодного ритуала, своего рода праздника встречи с первым снегом. Про себя она так и назвала его: праздник души.
Первый снег всегда крупный, пушистый и беспомощный, словно только что вылупившиеся из яиц цыплята, которые жмутся вокруг наседки и ни на шаг не отходят от матери. Снежинки же доверчиво льнут к людям и, обманутые их коварством, за свою доверчивость расплачиваются слишком дорогой ценой, тают и слезами скатываются по лицам прохожих. Некоторые, как и она, останавливались и блаженно улыбались снегу, этому чуду природы, но большинство равнодушно проходило мимо, всем своим видом показывая: ровным счетом ничего особенного не случилось. А она любила закрыть глаза и, стоя на месте, открытым ртом ловить снежинки. Глупые, они беззлобно кололи язык, губы, щеки и умирали, так и не успев понять, почему превращались в воду. Впрочем, то же самое происходит и с людьми. Не только она, а многие не могут объяснить вечную загадку природы — смерть, а если признаться честно, то мало кто думает об этом до самого последнего вздоха, наивно полагая, что смерть не про них и они будут жить до скончания века.
Но жизнь удивительная штука! То, над чем она не задумывалась раньше, теперь стало чуть ли не главным смыслом ее существования. Мысли о смерти пришли к ней не вдруг и не сразу, а подкрадывались исподволь, обволакивая паутиной все ее сознание, и с годами навалились на ее плечи непомерной тяжестью, и она даже чувствовала от них усталость. А ведь когда-то, что там греха таить, ей казалось, что она всегда будет молодой, красивой и здоровой женщиной, и старость не коснется ее, обойдет стороной. Но годы не только изменили ее внешность и стать, но неожиданно для нее нарушили и привычный строй мыслей. И теперь, когда ей удавалось кое-как вспомнить свою жизнь, прожитые годы представлялись цепью грубых и утомительных ошибок. И виновата в этом лишь она одна. Она не умела жить, работать и даже любить. Сознание собственной вины легло на нее всей своей тяжестью. А о сожалении и говорить не приходится. Оно разрывало ее сердце, но оно бесплодно, и ничего уже нельзя исправить, жизнь потихонечку идет к своему концу. Смешно же начинать все сначала, но если бы было можно и ей представилась такая возможность, то жизнь бы пошла иным путем. Но от этого запоздалого раскаяния ей не легче, а много-много трудней.