Старый друг лучше новых двух
Вот и всё. Поминай как звали. Ни тебе имён, ни фанфар, ничего.
Борис Вячеславович стянул вязаную шапку с облезлым помпоном, вытер ею лицо и раздосадованно сжал в кулаке. Бросил бы на землю, да нельзя: весна кругом, грязь, глина липнет, потом не соскребёшь. Вместо того чтобы раздвинуть кусты и выглянуть, он сел на вывернутый из земли бордюр и похлопал по карманам штормовки. Горькая папироса даст небольшую передышку.
ПалСаныч стоял позади и молчал. Разглядывал из-за голых, колючих веток пустырь и катал между пальцами красный камушек, который отковырял из крышки расколотой надвое шкатулки. Никакой ценности трофей не представлял, но чёрт дёрнул достать перочинный нож и повозиться с вещицей. Вернуться бы в палатку на берегу ещё не вскрывшейся реки, но Борис Вячеславович на тихое, неуверенное предложение даже не обернулся. Сидел и курил.
ПалСаныч молча ждал.
Говорят, жизнь пахнет весной и тополиными почками, а ещё свежей смолой. Может, талой водой и берёзовым соком, который сейчас днём с огнём не сыщешь, хоть все берёзы обойди вокруг. В прошлый год апрель выдался не в пример остальным тёплый и плавно перетёк в засушливый май и всё равно не принёс душистой весны. К концу мая деревья всё ещё стояли голые и безжизненные, как будто ноябрь взбесился и перевернул термометр вверх ногами. ПалСаныч заскучал в ожидании кульминации и сам себя одёрнул за мысли чёрт знает о чём. Какие берёзы коту под хвост, какой май?
— ...говорят, в этот сумрачный вечер ещё не пора, я оставлю костру...
— Кто говорит? — ПалСаныч ничего не разобрал из того, что бубнил геолог себе под нос.
Борис Вячеславович не сразу отозвался, а когда повернулся, беззлобно ответил:
— Говорят, под землёй черти кур доят. Так, песня просто, мотив вспоминаю, — и отвернулся.
Он бережно вытянул ещё один окурок из пропахшего жжёным табаком нагрудного кармана, покрутил его между пальцами, но не торопился раскуривать взамен догорающему. ПалСанычу стало не по себе: ещё вчера боевой товарищ отшучивался, кутаясь морозным утром возле костра в штормовку, травил байки, а сегодня сам не свой. Ей-ей, морской волк, якорь мне в корму.
И только сейчас ПалСаныча осенило, как гром среди ясного неба: дело вовсе не в безмятежности и не в созерцании канувшего в лету бытия, ничего этого попросту нет. Домысел, не более. Борис Вячеславович и бровью не повёл, целился даже без дрожи в руках. И стрелял без сомнения. В ушах до сих пор звенело, а испуганные птицы только-только угомонились, перестав перекрикивать друг друга кто во что горазд. А вот что было после — вот куда надо зрить.
Геолог после выстрела ещё долго стоял и целился туда, где уже никто не стоял. ПалСаныч не решился окликнуть его или дотронуться до дружеского плеча. И пока он ждал, холодный ветер забирался под одежду и прижимался к озябшей коже. Наваждение какое-то. Борис Вячеславович обречённо опустил ружьё и покачал головой. Будто сожалел о промахе, которого не случилось.
Стало совсем неуютно и по-утреннему морозно в тягучем ожидании. Наверное, ПалСаныч куда меньше бы беспокоился, если бы геолог вытащил любимую оливковую фляжку, поболтал содержимое и отпил глоток-другой. Язык бы развязался, а там, глядишь, на душе стало бы легче. У обоих.
— Может... — неуверенно нарушил молчание ПалСаныч.
Геолог покачал головой.
— Нет, ПалСаныч, нет, — скорее обречённо, чем озадаченно, ответил Борис Вячеславович.
С насиженного места так просто не уходят. А когда спокойная жизнь накрылась медным тазом, громко брякнув, тем более. Уже дом не дом, крепость не крепость, а уютное гнездо поддерживать нечем и незачем. Да и не для кого: не для себя же. Жизнь бродяги полна внезапностей. Пойди разбери, что на уме у человека, которого вроде успел узнать и привыкнуть к его заморочкам, как он подкидывает новую головоломку.
Желудок трагично проурчал короткую арию и затих. Ни вчера, ни сегодня рыбалка так и не задалась. Геолог даже пошутил, что клюёт всегда вчера и завтра, на что ПалСаныч заметил: так вчера тоже не клевало. Их завтрак прошёл как обычно: тушёная капуста, пахучее варево из котелка без намёка на мясо — охота, как назло, тоже не задавалась. Животные голодали и уходили всё дальше. Люди и одичавшие от голода собаки плелись за ними, пасли, как волки оленей. Не всегда встречи псов и людей заканчивались мирно: кто быстрее и сильнее, тот прав и сыт. Добытому коню в зубы не смотрят, ешь и помалкивай.
Докурив, геолог неаккуратно растёр окурок о серый бок бордюра и отбросил бесценный остаток в сторону, а вместе с ним так и не начатый. То ли не заметил, то ли правда расстроился. Вытер уголки рта и потёр щетинистый подбородок, оставаясь плавать в океане мыслей. Непогода подкрадывалась всё ближе, заволакивая небо и неся холодный ветер и надоедливую, как мошкара, морось. Борис Вячеславович хлопнул себя по коленям и тяжело поднялся.