И вот - звонит! Зовёт! В своей манере, которую в группе прозвали «ненавязчивой»: «Я иду с Макаровым. А ты - хочешь к Макарову? Пойдёшь?» Две параллели, искусно вычерченные Женькой. Параллели, говорят, не пересекаются? - Это всё вздор. Если бы тот, кто придумал сказочку про параллели, ходил бы в походы, он понял бы, как сильно ошибался!
И эта Женькина хитроватая интонация: «Хочешь к Макарову?» - Я никогда не видела этого Макарова, никогда не ходила в его группу.... Я хочу к Макарову! Ещё как хочу! И радостно объявляю об этом Женьке, забыв о своей спине, которая ноет со вчерашнего дня, когда мы всем библиотечным коллективом... Вот интересно: коллектив, даже если он женский, всё равно мужского рода, а значит, должен делать мужскую работу! Так вот, эту самую работу мы и делали - таскали из подвала коробки из-под бананов со списанными старыми журналами и грузили в машину.
Машина стояла на углу: подъехать ближе она не смогла - благодаря беспардонной «московской» парковке: моя машина, где хочу, там и паркую! А коробки были неподъёмными. Мы носили их по двое через весь двор почти бегом, стараясь бежать в ногу - коробок было много, «грузчиков» - всего шестеро, а шофёр не хотел ждать. Помогать он тоже не хотел: сидел в кабине с оскорблённым видом человека, которому мешают исполнять его обязанности неповоротливые библиотечные тётки, им бы языками чесать в своей библиотеке, а работать они не умеют. Но он был мужчиной, и снисходя к женским слабостям, терпеливо курил в сторонке, пока мы грузили его машину.
Как заведённые, мы таскали увесистые коробки, не чувствуя весеннего свежего ветерка. То есть это я его не чувствовала, а вот мо спина - очень даже чувствовала. Она ныла и капризничала весь вечер, и даже ночью поскуливала, жалуясь.
-Не скули! - скомандовала я спине. - Намажу тебя финалгоном, к утру оклемаешься. И завтра я наконец увижу Женьку... Заснула.
А утром вскочила раньше будильника с ощущением выросших за спиной крыльев. Спина притихла, только немного покалывало под лопатками. Ну, конечно, это от выросших за ночь крыльев! Мне хотелось летать. А погодка-то сегодня волшебная - солнечная и тёплая. Дни в апреле длинные, и идти мы будем долго-долго. С Женькой. Я была счастлива, и никакая спина не омрачит этот радостный, праздничный день! (Она, кстати, притихла и не давала о себе знать).
...В группе Макарова Женьку встретили как старого знакомого - ну везде, везде у него друзья! Я, на правах старого друга, шла с ним рядом (провожаемая завистливыми взглядами женского состава макаровской группы), и он уже успел мне рассказать, как ходил прошлым летом в лодочный поход по Карельским озёрам («Жаль только, что тебя там не было! А ты бы поехала? Правда? Всё! Замётано: в следующий раз в Карелию едешь со мной! Мы с тобой такой фотоальбомчик забацаем, чертям тошно станет!». (Про чертей не знаю, а девицам уж точно - станет тошно, когда они увидят Женьку в моей компании).
Женька работал фотографом в маленькой, богом забытой фотостудии где-то на окраине Москвы, и каждое лето собирался оттуда уйти, и все Женькины друзья соглашались с его решением: «Да с твоими-то способностями! С твоим талантом! Да тебя с руками оторвут в любой газете, из тебя классный фотокор получится. А ты пропадаешь ни за зря в твоей шарашке!»
Но «отрывать с руками» Женьку никто не собирался. Он по-прежнему работал в фотоателье (которое помпезно именовал фотостудией) и под шумное одобрение друзей строил планы грандиозного фотокорреспондентского будущего, отдавая себе отчет в том, что оно, скорее всего, так и останется будущим...
Обо всём этом без утайки поведал мне в то утро мой старый друг Женька. Даже о своей любви! В Женькином исполнении повесть о любви звучала примерно так: «Влюбилась в меня как кошка. Но я ей сразу сказал, что не женюсь: я порядочный человек. А она номер выкинула - родила! Думала ребёнком меня к себе привязать. Спрашиваю: «Говорил я тебе, что не женюсь?» - говорил, отвечает. - «Просил я тебя рожать?» - не просил, отвечает. - «Ну так что ты от меня хочешь, - говорю. - Я за свои слова отвечаю, и вообще ничего серьёзного тебе не обещал».
А она обиделась. И всем про меня рассказывает, какой я плохой, а она хорошая. Кошка она, и повадки у неё кошачьи: сожрать не получилось, так хоть исцарапать»...
Вот такая «лав стори» в Женькиной интерпретации. Жалко девушку. И Женьку жалко - вот попал так попал... Но вывернулся, гад! Ой, что же это я... Женька мне верит, иначе бы не рассказал такого о себе. Такое - только самым близким друзьям, которые не предадут. А Женька мой старый друг. А старый друг лучше новых двух.
Хорошо, что мы снова вместе. Ну, ошибся, обжёгся, вляпался Женька, с кем не бывает. Может, и ребёнок этот не его. Кто знает... В таких приятных размышлениях я шла часа полтора, и вдруг поняла, что мне что-то не даёт покоя. Спина! Она не болела, нет, но я её всё время чувствовала... Хоть бы скорее был привал, - думала я, не слушая Женьку, который вдохновенно мне о чём-то рассказывал. Отдохну немного и забуду о своей спине, чёрт бы её взял!