Лорканн всегда любил изящные и не разовые решения!
Во всем, пожалуй, кроме драки.
Вот и теперь он кулаком пробил защитную стойку, вероятно, лучшего мечника дома, приложил несильно спиной о стену, с внезапно проснувшимся интересом пронаблюдал за сползающим воителем, а затем резко обернулся и выплюнул скопившийся яд в лицо четвертому нарушителю спокойствия Золотого города.
Этот яд — довольно мерзкая штука, особенно в концентрированном виде, поэтому пришлось подождать, пока пострадавший перестанет столь бешено кататься по полу и выть, что его невозможно было толком удержать. Грифон спокойно выжидал, сложив руки на груди и прислушиваясь к происходящему: кажется, кое в чем он все-таки ошибся! Бежать из дома никто не собирался, придется и пятого искать вручную!
Однако это придало дополнительной бодрости и обрадовало, от ярости грудь поднималась легко, тело пело, ожидая разминки, а голова была ясна как никогда — ни сонной одури, ни лишних мыслей, ни мягкосердечных поползновений! Лорканн ощутил себя живым и настоящим, но оттого и более пугающим, что отдельно грело свирепое сердце.
Наконец, отравленный перестал завывать, остановился, чем Лорканн и воспользовался — вышвырнул его в тот же пролом крыши, что и предыдущего. Семиглавый не подвел, будто сидел и ждал именно этого движения, завыл довольно, переливчато, чуть не урча.
Такой обильный завтрак!
Лорканн против воли улыбнулся — все складывалось весьма удачно. Пятого потомка поглупевшего за всего-то пару тысяч лет рода он собирался разыскать быстрее: находиться вне парка долго было изматывающим испытанием, слишком мало магии осталось в воздухе и огне.
Стоило, правда, шагнуть дальше по второму этажу, как навстречу ему выползла неприятная старуха. Древняя, но не старше Лорканна, сморщенная, хотя глаза с вертикальными зрачками только и делали, что выглядывали добычу. Седые змеи, аккуратно собранные на голове, отрастали, судя по устрашающим размерам прически, очень давно, возможно, от сотворения Золотого города, если не мира.
Грифон пригляделся и досадливо вздохнул: конечно, куда уж тут денешься от судьбоносных встреч, видимо, ночь такая!
— Итак, Натэйр, ты полагаешь, что раз я исчез, то все забыл? — голос Лорканна выражал столько сомнения и недоверия, сколько мог. А мог он много. — Или ты посмела думать, что раз меня не видно, это дает право вам, змеям, нападать на птиц?
Старуха ввинчивалась взглядом словно под саму каменную броню, на целое мгновение грифон почувствовал себя голым, лишенным даже перьев, а потом мстительно поднял сразу несколько слоев защиты, вышвыривая мерзкую змею за их границу, отбивая беззубую, растерявшую яд челюсть, примеривающуюся укусить. Коварство, впрочем, и разум старая гадина не потеряла. А то, что её дежурная попытка захватить его сознание была близка к осуществлению, лишь разозлило грифона.
— Смею напомнить древнему королю, что ты не король более, Лорканн! И по-прежнему не умеешь ходить в гости, заставляя хозяев прятаться по щелям! Неблагой грифон! — бабка зло зыркнула, опять стараясь вернуть ему ощущение неловкости и уязвимости.
Лорканн залился тем смехом, что когда-то давно выводил из себя Мидира, вынуждая того беззвучно скалиться, а потом раскатисто рычать. От их последнего обмена любезностями, помнится, осталась покореженная горная цепь на границе, и вспоминать об этом было приятно. Грифон тысячекратно лучше столкнулся бы сейчас со своим добрым недругом, чем воспитывал пригретую в Золотом городе змеюку.
Больше всего Лорканна раздражало то, что это именно он пустил Натэйр в городскую черту. Ну что ж, если понадобится, он лишит этот дом права называться частью столицы, а полезный Семиглавый доделает остальное.
Смех, к некоторому приятному удивлению Лорканна, выводил из себя, похоже, не только Мидира — Натэйр напряглась, будто ожидая удара, выпятила челюсть и пригнула голову.
— Ты никогда не блистал вежливостью, Лорканн, но смеяться мне в лицо, в моем доме, после бесславной гибели четверых моих прапраправнуков!.. — змея зашипела так, будто это действительно было оскорблением.
Лорканн хмыкнул, скрещивая руки на груди:
— Вынужден напомнить старой Натэйр, что даже если я не король сейчас, Золотой город был возведен и обзавелся Свободами именно благодаря мне! И не последняя из тех свобод: не сметь обижать птиц! — грифон и не хотел даже особых эффектов, но почувствовал, как сами собой зло разгорелись глаза. — Ты клялась мне в этом, когда молила о возможности зайти со своим осиротевшим выводком, спастись от тварей побережья, сожравших твоего мужа! И не думай, что я забыл!
Змея сморщилась так, как будто съела что-то кислое, но глаз не отвела, прожигая Лорканна ненавистью в ответ. Впрочем, и не возражала — он не лгал.
— Неплохой уплатой за моё гостеприимство было бы именно выполнение твоей простой клятвы, — памятник склонился, чтобы заглянуть старухе в глаза, где ясно читалась бессильная ненависть. — И я, согласись, страшно милосерден, раз беру плату лишь виноватыми твоими потомками, Натэйр. За нарушение условий того старого договора я мог бы выкорчевать вас подчисту-ую-у! — голос стал радостным и предвкушающим.
Старуха вздрогнула, почуяв, до чего близко прошла гибель, насколько возможна была полная расплата — и опустила плечи, принимая вид разбитый и смиренный.
Обманщица! Вот уж чему Лорканн не верил давным-давно, так это внешнему впечатлению. Полностью подтверждая его подозрения, Натэйр заговорила опять, с плохо скрытой злобой:
— И древний грифон пустил змею-мать в город, разумеется, потому, что почувствовал прилив милосердия! — последнее слово старуха просто выплюнула ему в лицо. — Не обольщайся, Лорканн, я знаю, отчего ты помог мне и пустил тогда! Твоему, вашему городу были нужны жители, чтобы стать столицей! Счастливчика манила слава, но ты-то, ты-ы-ы!..
Когтистая рука взметнулась, хватая воздух перед лицом спокойно стоящего грифона. Он допускал, что Натэйр могла догадываться. И конечно, милосердием к ее малым сироткам там и не пахло. Лорканн прищурился, довольно улыбаясь, да, он никогда не делал ничего просто так!
— Ты-ы! — указательный палец почти упирался в каменную грудь, но Натэйр ещё хотела жить, потому не касалась своего короля.
Что бы она там ни твердила, королем по сути Лорканн быть не переставал. Поначалу он был королем магии, потом Счастливчик вынужденно и нежеланно для всех уступил ему законную и полную власть. Все так или иначе уступали. Всегда.
Возможно, это было его проклятье.
— Ты-ы! Думаешь, что всех перехитрил, но я-то знала, знала, знала, зачем тебе нужны жители! — тусклые зеленые глаза с вертикальными зрачками уставились на него в упор, заставляя Лорканна скривиться в наигранно недоуменной гримасе. — Тебе нужна магия, которую приносят на своих хвостах любые неблагие! Оттого она всё ещё жива посреди Искажения! Оттого всё ещё жив ты! Магия — жизнь! И в жизни тоже магия!
Лорканн все-таки не выдержал и рассмеялся, качнувшись на каблуках, с трудом выпрямившись и походя опять оглушив подползающего воина.
— Натэ-эйр, ты всё упрощаешь! Магия и жизнь — я не знаю более тонких материй, а ты рассуждаешь о них так, словно можно набрать их в чашку, чтобы потом перелить в кувшин и натаскать в итоге целое озеро! — прикрыл глаза, смаргивая слезы смеха. — Не будь наивнее собственных неопытных потомков! Даже мой столетний внук не рассуждает схожим образом! Уж тебе-то! Тебе просто должно быть стыдно!
Старуха поджала губы, чувствуя, что серьезность обвинения опять разбивается о смех неблагого грифона. И все же договорила:
— Мы ничего не должны тебе за твое гостеприимство! Мы оба лишь выиграли от той сделки!
— Возможно, — Лорканн склонил голову к плечу, сам себе внезапно напомнив внука, — но кроме сделки, Натэйр, ты должна вспомнить и о клятве, — его голос стал серьезным и зазвучал бесстрастно. — Клятве не чинить зла птицам, уважать чужую свободу, не оспаривать решений короля Золотого города и Неблагого Двора! Ты клялась за свой род, клялась своей жизнью!