Го Юнь прощупал пульсы и сказал, что нужно три дня принимать лекарство, и больной поправится. С этими словами он выписал рецепт. В это время Ханьчжан сидела, опершись на стол, и смотрела. Го Юнь собрался было идти, но повернулся в сторону и, увидев Ханьчжан, остановился. Тонкие чёрные брови Ханьчжан казались нарисованными, чёрные блестящие глаза под ними обжигали, но взгляд был холоден, бледное лицо, глянцево-белая, словно прозрачная шея. Поглаживая седую бороду, с испуганным выражением лица старик-врач сел на табуретку, с которой только что встал, и предложил Ханьчжан проверить пульс. Но Ханьчжан холодно отказалась.
— Ты больна без сомнения, — сказал старый врач и повернулся к Баопу. — В природе ничего не может не расти, но и не управлять этим нельзя. Без роста не будет развития, без управления можно нанести большой вред!
Старик выражался на книжном языке, и Баопу ничего не понял, но стал настойчиво увещевать сестру, после чего снова последовал холодный отказ. Вздохнув, Го Юнь вышел. Все долго смотрели ему вслед.
Глава 3
Суй Цзяньсу в конце концов уволился с фабрики. Многие были поражены тем, что человек из семьи Суй отошёл от этого ремесла. А Суй Цзяньсу почувствовал невыразимое облегчение. Он подал заявление в управление промышленности и торговли, много раз обращался к партсекретарю улицы Гаодин Ли Юймину и старосте улицы Луань Чуньцзи и в конце концов открыл на улице киоск по продаже вина и табака. Месяц спустя нашёл пустующее помещение, выходившее на улицу, и стал готовиться открыть там магазин. Он много раз приходил на мельничку к старшему брату с предложением заняться этим вместе, но Баопу всегда отрицательно мотал головой. Удручённый Цзяньсу попросил:
— У тебя почерк хороший, написал бы вывеску для магазина.
С грохотом вращался старый жёрнов. Взяв принесённую Цзяньсу кисть, Баопу громко спросил:
— Какое будет название магазина?
Цзяньсу произнёс отдельно каждый иероглиф:
— «Балийский универмаг».
Баопу расстелил на табуретке бумагу, но рука его вдруг начала беспрестанно дрожать. Он окунул кисть в тушь, и дрожь стала ещё сильнее.
Так он вывеску и не написал. Цзяньсу пришлось обратиться к директору городской начальной школы Длинношеему У. Пятидесятилетний, с поразительно дряблой кожей на шее, тот отказался от бутылочной туши и заставил Цзяньсу растирать тушь на старой тушечнице длиной полчи. Цзяньсу убил на это целый час. У взял большую, почти лысую кисть, смочил как следует в туши и принялся водить ею по новенькой красной бумаге. Цзяньсу видел, как на тощем запястье вдруг выступили три полоски вен, а когда они постепенно исчезли, все пять иероглифов вывески уже были написаны. Стиль трёх не походил ни на один существующий. При взгляде на них почему-то вспоминался ржавый инструмент. Повесив вывеску над дверью и прислонившись к косяку, стройный и белокожий Суй Цзяньсу думал, насколько странным выглядит его магазин, если судить по внешнему виду. За первую неделю после открытия он продал всего три бутыли кунжутного масла и одну пачку сигарет. Первым в магазин племянника явился Суй Бучжао, он огляделся и, перед тем, как уйти, предложил продавать вино в розницу и закуски к нему, а на стене нарисовать большой чан вина. Цзяньсу не только последовал всем советам дядюшки, но и сделал выводы: сбоку от входа на внешней стене он приклеил картинки киноактрис. Чан с вином вызывал у валичжэньских стариков воспоминания о том, как в старые добрые времена они, сидя на корточках, попивали вино на храмовых праздниках. Так что поначалу в магазине было много стариков, а потом туда повалила и молодёжь. Здесь становилось людно.
Дела в магазине только-только пошли в гору, когда туда, кряхтя, заявилась старая Чжан, урождённая Ван, и предложила продавать её поделки — домашние сласти, глиняных тигров и жестяные свистки. Их урождённая Ван продавала не один десяток лет, даже в лихие годы умудрялась сбывать свою продукцию. Ещё она подрабатывала тем, что тайно и в открытую предсказывала судьбы и гадала по лицу. Ей было за шестьдесят, она постоянно курила и казалась старой-престарой. Уголки рта урождённой Ван ввалились, шейка была тоненькая — не толще руки, острый подбородок был загнут, лицо вечно в пыли. Спина её была колесом, ноги дрожали, и, если она не говорила, то покряхтывала. Но её мастерство достигло поразительного совершенства. Глиняных тигров, например, она могла лепить с такими же ввалившимися уголками рта, как у себя самой, глянешь — старик стариком, а выражение лица добродушное. Тигры получались у неё всё больше и больше — самый большой был размером с подушку, и дети могли играть с ним вдвоём. Урождённая Ван предложила поставить одного из этих тигров на прилавок в «Балийском универмаге» на реализацию, а она получала бы комиссионные.