Близился праздник Середины осени[14], накануне подвели баланс, и оказалось, что с запуска фабрики прибыль значительно увеличилась. Особенно после введения механизации — старая мельничка за семь дней перемалывала на десять даней[15] фасоли больше обычного. Чжао Додо неоднократно ходил на мельничку и всякий раз возвращался в приподнятом настроении. Он предложил своему бухгалтеру сделать специальный расчёт по механизированной мельничке, и получалось, что доход ожидается немалый. Вот он и решил по случаю праздника устроить банкет и пригласить Ли Чжичана, оказавшего помощь в установке оборудования, техника Ли и Суй Бучжао. Особое приглашение получил Цзяньсу. Готовить Чжао Додо позвал повара городской управы Пузатого Ханя: тот считался первым кулинаром в Валичжэне. На радостях Чжао Додо щедрой рукой угощал выпивкой и закуской работавших в ночные смены. Говорили, что Пузатый Хань может приготовить сто шестьдесят блюд с тофу, каждое со своей формой и вкусом. Возможно, под воздействием этих слухов Чжао Додо предоставил ему в тот день в качестве исходных материалов лишь десяток корзин с обломками лапши с прошлого «пропавшего чана». Пузатого Ханя это ничуть не смутило, он лишь сбросил майку, которую обычно носил в самое напряжённое время стряпни, и принялся работать голым по пояс. В результате на каждом столе стояло по двенадцать блюд: тут было и красное, и зелёное, и кислое, от которого люди содрогались всем телом, и сладкое, от которого раздавалось восхищённое причмокивание. Через некоторое время рубашки пьющих уже промокли от пота, и все, довольные, широко раскрывали рты, чтобы передохнуть. После банкета Чжао Додо заставил бухгалтера ещё раз произвести подсчёты, и выяснил, что десяток с лишним корзин ломаной лапши стоили не так уж много, немало денег ушло на сахар и уксус, а ещё на большую упаковку чёрного перца, который повар стащил из городской столовой.
Банкет продолжался до двух ночи — у фабричных прошла уже третья смена. Цзяньсу пил осмотрительно, поглядывая при этом на каждого. Суй Бучжао давно уже набрался и заплетающимся языком рассказывал на ухо технику Ли про дядюшку Чжэн Хэ. Чжао Додо побагровел, но был абсолютно трезв. Предлагая Цзяньсу тост в его честь, он заявил:
— В городке никто дальше своего носа не видит! Сколькие смеялись надо мной, говорили, что зря я беру на работу молодёжь из семьи Суй. А я знаю, что делаю! По мне, пока рядом кто-то из семьи Суй, никаких «пропавших чанов» на фабрике не будет!
Цзяньсу опрокинул рюмку и уставился на Чжао Додо, негромко проговорив: «Неплохой расчёт!» Потом сел и перевёл взгляд на Ли Чжичана. В это время кто-то крикнул: «Девицы перепились!», и Цзяньсу потихоньку вышел из-за стола. Он прошёл в цех, чувствуя подступающее опьянение, лицо его чуть покраснело. Лица работниц тоже порозовели, и они без умолку хихикали. Но работать не прекращали, только покачивались, но действовали исключительно слаженно. Стоя среди висящей в цехе дымки, Цзяньсу закурил и стал наблюдать. Первой его заметила Даси, которая сделала вид, что не видит, но с необычайной проворностью тянула нити лапши двумя руками, как сумасшедшая. Восседавший наверху и стучавший по ковшу работник затянул песню. Что он поёт, было не разобрать, но можно было предположить, что песенка не очень приличная. Сильно опьяневшая Наонао сначала работала, пошатываясь, как все остальные, но потом её повело так, что она свалилась на пол. Одежда на ней собралась складками, а она знай себе весело покрикивает. Случайно даже выставила места, которые девицы обычно напоказ не выставляют. Хорошо хоть ненадолго — потом быстро поправила одежду и встала. Она-то встала, а вот Цзяньсу качнуло так, что пришлось схватиться рукой за стену. Смуглый работник, колотивший по ковшу, продолжал тянуть свою песенку. Цзяньсу еле вышел из цеха, с трудом добрался до стола и приткнулся к дядюшке.
14