В день, когда родилась Ханьчжан, в Валичжэнь вернулся Суй Бучжао — рыбный нож за поясом, весь провонявший рыбой. Сильно исхудал, отпустил длинную бороду. Глаза посерели, но взгляд стал острым и светлым. Узнав о переменах в городке за несколько десятков лет и о том, что старший брат отдал производство лапши, он поднял лицо к небу и расхохотался. «Всё хорошо, что хорошо кончается, премного удачи в Поднебесной!» Дело было у старой мельнички, и, с этими словами он справил нужду на глазах Суй Инчжи и Баопу. Суй Инчжи брезгливо нахмурился. В последующие дни Суй Бучжао по-прежнему водил Баопу на берег реки, они вместе купались. Баопу поразили шрамы на теле дядюшки — чёрные, багровые, глубокие и не очень, они сетью опутывали всё тело. Дядюшка рассказал, что трижды был на волосок от гибели, но ему суждено было выжить, вот он и выжил. Он дал племяннику поиграть маленькую подзорную трубу, которую якобы захватил у пирата. Однажды затянул шкиперскую песню, но Баопу сказал, что ему не нравится. «Не нравится? — хмыкнул Суй Бучжао. — Это слова из старинной книги моряков под названием „Канон, путь в морях указующий“. Не знаешь их наизусть — считай пропал! В морях все пользуются этой книгой, вот и у дядюшки Чжэн Хэ она была, потом он передал её мне, поэтому я и живой». Вернувшись тогда в городок, он спрятал её за кирпичами в стене: пожелтевшая бумага в бесчисленных складках, уголки страниц плотно слиплись. Он старательно прочёл вслух несколько страниц, но Баопу ничего не понял, и дядюшка снова спрятал её в металлическую коробочку. Он очень переживал из-за того, что река обмелела, и сказал, что, узнай он об этом на несколько лет раньше, точно забрал бы Баопу с собой в море! Они проводили вместе целые дни, и Баопу даже стал ходить вразвалочку, как дядя. В конце концов, отец рассердился, отлупил его по ладоням палкой из чёрного дерева и запер дома. Одному Суй Бучжао было очень одиноко, и, послонявшись пару дней, он пошёл бродить в другие места.
Однажды зашёл командир ополченцев Чжао Додо. Суй Инчжи отставил свои счёты и радушно предложил ему чаю. Чжао Додо отмахнулся: «Занимайся своим делом!» Посидев как на иголках, Суй Инчжи вернулся к себе в кабинет. Чжао Додо хотелось поговорить с Хуэйцзы. «Куриный жир есть?» — улыбаясь, спросил он. Хуэйцзы принесла немного в чашке, и он, вынув из кобуры на ремне маузер, макнул в жир палец и стал старательно втирать: «Чем больше втираешь, тем больше блестит». Потом встал и собрался уходить, а когда возвращал чашку, попутно накрыл ею высокую грудь женщины… Схватив ножницы, Хуэйцзы повернулась, но Додо уже и след простыл. Чашка со звоном упала на пол. Так, на корточках её и застал вбежавший Суй Инчжи: в одной руке ножницы, а другой она вытирала с груди жирное пятно.
В другой раз Хуэйцзы наткнулась на Додо в огороде, он выскользнул из-под подпорок для коровьего гороха. Она повернулась — и бежать. А Чжао Додо сзади кричит: «Чего бегать-то, рано или поздно всё равно дело этим кончится». Услышав это, Хуэйцзы остановилась и, холодно усмехаясь, стала его поджидать. «Ну, вот и правильно!» — обрадовался Додо, похлопывая себя по ляжкам. Когда он подошёл, Хуэйцзы вдруг нахмурилась и, выставив руки, как кошка, яростно вцепилась ногтями ему в лицо. Боль Додо стерпел, но вытащил пистолет и выстрелил себе под ноги. Только тогда Хуэйцзы убежала.
Шрамы на лице Чжао Додо затянулись лишь через месяц. Потом он собрал на улице Гаодин собрание, чтобы решить, считать Суй Инчжи просвещённой интеллигенцией или нет. Суй Инчжи вызвали на собрание, и после некоторого обсуждения Чжао Додо приставил к его голове указательный палец и произнёс губами: «Ба-бах». Суй Инчжи тут и упал, словно его и впрямь пристрелили, даже дышать перестал. Участники собрания спешно отнесли его домой, послали за старым лекарем Го Юнем, промучились с ним до полуночи, пока он, наконец, не задышал. Выздоравливал Суй Инчжи медленно, не сразу смог выпрямить спину и страшно исхудал. Баопу слышал, как отец без конца кашляет, так, что весь дом гудит. То собрание по критике словно уменьшило его жизнеспособность, казалось, он стал другим человеком. Однажды он, кашляя, сказал Баопу: «Видать, не все долги вернула семья Суй, надо это дело срочно завершать, времени не осталось». В тот день он прокашлял всю ночь, а когда домашние проснулись, в доме его не нашли. Баопу обнаружил на земле кровавые плевки и понял, что отец уехал на гнедом.