Со всеми собравшимися было одно и то же. Они пытались сохранять хорошую мину при плохой игре и улыбались из последних сил, но силы эти были уже на исходе. Они явно не могли больше терпеть. Потом приоткрылась кухонная дверь, и в щели показалась физиономия Смитти. Веснушки его резко выделялись на лице, как пятнышки на воробьином яйце, а выпученные глаза дико вращались, пока не увидели меня. Я понял, что теперь не время соблюдать какой-то там этикет. Бормоча извинения, я буквально взлетел со своего места.
На кухне царил сплошной кавардак. Девочки уже выскочили через черный вход и теперь с ужасом глядели на нас с лужайки перед домом. Котел, в котором Смитти тушил рагу, стоял на кухонном столе, и из него, как чудовищные дрожжи, выпирали капающие красным куски мяса, хорошо приготовленного мяса, которые росли с каждой секундой.
Смитти захлопнул за нами дверь.
— Босс, — хрипло прошептал он, — не стоило мне даже и пробовать. Оно все еще живо!
Это известие поразило меня, точно ушат холодной воды, и заставило трястись от страха. Оно! Ну, конечно же, оно! Куски мяса, из которого Смитти приготовил фрикасе, были частями этого диковинного существа. Даже вырезанные и хорошо протушенные, они продолжали быть частью четырехмерного существа. Что бы мы ни проделывали с ними, — а очевидно, мы оказали на них мощное воздействие, потому что куски все еще оставались кусками, — они собирались возвратить свою первоначальную форму, причем сделать это как можно быстрее, и когда это произойдет, то мы все, принимавшие участие в этом обеде…
Смитти сдернул с себя фартук.
— Босс, — сказал он, — клянусь, я не хотел этого. Я всего лишь заботился о том. чтобы приготовить его как можно лучше. Я думал, что у этого существа просто исчезнет какая-то часть. А сейчас мне нужно добраться до него. Я должен заставить его убраться отсюда.
Прежде, чем я успел его остановить, Смитти погрузил обе руки в корчащуюся кучу тушеного мяса. Они стали таять, как воск — до локтей… до плеч… За руками последовали голова и плечи. Затем остались лишь дрыгающиеся ноги. Затем Смитти исчез весь. И в этот миг четырехмерное фрикасе нанесло последний сильнейший удар изнутри моего желудка — и исчезло. Я лишь с шумом втянул в себя воздух.
Холодный пот лился у меня по спине. В кухню вернулись три девушки, притащив четвертую, которая лишилась чувств, увидев, как Смитти бесследно исчез вместе с тушеным мясом. Я криво усмехнулся им.
— Магия! — сказал я, и голос мой прозвучал, точно воронье карканье. — Фокусы. Он мог бы стать известным фокусником… — Я судорожно вытащил из брюк смятые деньги. — Вы же будете столь добры, приберете здесь, детки?
Потом я приоткрыл кухонную дверь ровно настолько, чтобы увидеть Элеонору. Остекленевшие глаза Помощника Самой Важной Шишки внезапно ожили, и он завершил свое выступление. Затем наступил черед Самой Важной Шишки. Она поднялась и отдала дань уважения хозяйке, затем долго разглагольствовала об успешно проводимых в Мэдисонвилле мероприятий по Гражданской Обороне и перешла к стандартному рассказу о трудностях, которые в это тяжелое время испытывает вся страна, и так далее. Когда она уже обрела пятое дыхание, я тихонько проскользнул на свое место. Сидевшая напротив Элеонора сладко улыбнулась мне и кивнула.
Ну, вот, теперь вы знаете все. Смитти исчез. Четырехмерный кролик тоже исчез. Элеонора успешно организовала супер-пупер ужин на двадцать с лишним персон, которые наелись до отвала, но разошлись с практически пустыми желудками. Честь Мэдисонвилльского отделения Корпуса Мира была спасена.
Но я наплевал бы на все это и отдал бы все, что угодно, только бы Смитти вернулся. Можете мне поверить, сколько раз я пытался пройти «через», но у меня так ничего и не получилось.
Нож ниоткуда
Приходилось ли вам лелеять мечту об убийстве?
Доводилось ли сидеть за, столом, опершись локтями о столешницу, и, спрятав лицо в ладонях, воображать, как вы по самую рукоять вонзаете нож в дряблую морщинистую шею и вращаете клинком до тех пор, пока тонкая струйка старческой крови не потечет с обагренных ваших запястий — пока не закатятся глазные яблоки и не подогнутся старческие колени? Ощущали ли вы, как пульсирует кровь в висках и душу вашу переполняет дикое, первобытное наслаждение при виде отвратительного, нелепого существа, наконец-то вами приконченного?