— Слушайте, слушайте, — произнесла мистрисс Брэдшау.
— Кроме того, здесь вы и Бэла, — продолжал мистер Кемп. — Два лучших создания, которые когда-либо существовали.
Обе лэди скромно опустили глаза.
— Да еще Карл Гильс; я не знаю, я положительно не знаю, к кому еще я чувствовал такую симпатию, как к нему. Если бы я был молодой девушкой, одинокой молодой девушкой, то только одному ему я симпатизировал бы.
— Не смущайте меня, — покраснев, прервал его мистер Гильс в то время, как мистер Райт свирепо взглянул на него.
— Умный, веселый парень, — заключил мистер Кемп. — Джордж!
— Да, — сказал мистер Райт.
— Я ухожу теперь. Я должен попасть на поезд в Сусэмптон, но я не хочу, чтоб ты меня провожал. Я предпочитаю уйти один. Ты останешься утешить их. Ах, чтоб не забыть, одолжи-ка мне пару фунтов стерлингов из тех 50-ти, что я тебе дал вчера. Я истратил всю свою мелочь.
Он оглянулся и встретился взорами с мистером Райт; последний слишком взволнованный, чтоб говорить, достал деньги и передал их дядюшке.
— Мы никогда не можем предвидеть, что с нами случится, — торжественно сказал старик, вставая и застегиваясь на все пуговицы. — Я человек старый и люблю, чтобы дела были в порядке на всякий случай. Я провел почти весь сегодняшний день со своим нотариусом; теперь, если бы даже и произошла какая-нибудь катастрофа с моим старым бренным телом, то ничто не изменится. Я оставил половину моих денег Джорджу. Половина всего, что я имею, принадлежит Джорджу.
Среди всеобщего молчания он обошел всех и пожал руки.
— А вторую половину, — медленно сказал он, упираясь рукою в дверь. — Вторую половину всего моего имущества и мои лучшие золотые часы с цепочкой я оставил моему молодому славному товарищу Карлу Гильсу! До свидания Джордж!
ХОРОШИЙ ТОН
Мистер Джобсон проснулся в праздничном настроении, благодаря тому, вероятно, что был неприсутственный день. Смутно, сквозь сон, он слышал, как сравнительно недавно встала мистрисс Джобсон и тотчас же машинально занял часть освободившейся территории. Он потянулся и зевнул, после чего с некоторым усилием воли сбросил с себя одеяло, и, соскочив с постели, протянул руку за своими брюками.
Мистер Джобсон был необычайно аккуратным человеком, и каждый вечер в продолжении 20 лет вешал их на медный шарик кровати со своей стороны. Прошлую ночь он также повесил их туда, а теперь они вдруг исчезли вместе с парой красных подтяжек, входивших в состав его туалета. Вместо старой одежды на стуле, у постели лежал комплект одежд, заставивший его содрогнуться. Дрожащими руками он начал перебирать черный фрак, белый жилет и пару светлых клетчатых брюк. Белая рубаха, крахмальный воротничок и галстук втерлись в их компанию, и о ужас — в довершение наглости, около стула, на своей собственной кардонке стоял шелковый цилиндр.
Мистер Джобсон, поглаживая свой бритый подбородок, стоял и смотрел на эту метаморфозу.
"Это маленькая шуточка с их стороны", — пробормотал он. "Хотели высмеять меня! Куда же могли деться мои вещи, не понимаю?"
Поспешно обыскав всю комнату, он убедился, что его костюма там не было; остановившись лишь для того, чтобы закутаться в стеганное одеяло, он направился в другую комнату; затем прошел дальше — в следующую, после чего, явно негодуя, тихо спустился вниз по лестнице и вошел в лавку, продолжая свои поиски.
В лавке было темно, и, несмотря на чрезвычайные меры предосторожности, принятые им, яблоки и картошка с грохотом покатились по всей лавке. Вслед за этим по лестнице раздался шум поспешно спускающихся шагов.
— Боже милосердный! Ах! — сказал какой-то голос. — Что ты выделываешь?
Мистер Джобсон обернулся и увидел свою жену, которая остановилась в дверях.
— Я ищу свое платье, мать, — коротко ответил он.
— Платье? — сказала мистрисс Джобсон, делая вид, что она здесь ни причем. — Платье? Да оно, ведь, лежало на стуле!
— Я говорю о платье, подходящем доброму христианину, подходящем мелочному торговцу, — сказал Джобсон, повышая голос.
— Это было маленьким сюрпризом, дорогой мой, — ответила жена. — Я, и Берт, и Глэдис, и Доротея, давно уже копили деньги для того, чтобы сделать тебе этот подарок.
— Это очень мило с вашей стороны, — кротко сказал он. — Очень — но…
— И каждая из них делала это по секрету от других, — прервала его жена. — Что касается Глэдис, то я убеждена, что никто даже не подозревает, сколько она истратила.