И идея моряка, морская идея нашла полное отражение в Адмиралтейской башне...
Может быть, наше объяснение слишком субъективно, но нельзя никогда забывать, что все произведения искусства субъективны, что впечатление от того или другого произведения искусства на человека зависит от массы превходящих причин, и выразить это впечатление какой-либо сухой, математической формулой невозможно... Здесь именно возможен ответ: все это так, все ваши возражения вполне правильны и законны, но... но я так чувствую... И с чувством этого вашего «я» не может бороться никакая логика, и самое логическое объяснение должно уступить место творческому навеванию... Повторяем, таково наше впечатление от Захаровской постройки, и нам хочется верить, что в своем проекте Захаров хотел именно выразить эту идею...
И с какими трудностями приходилось бороться художнику. Царь «аппробывал» проект, аппробывал, т.-е. утвердил, конечно, не понимая, не разумея, а лишь потому, что он, будучи русским царем, должен был все знать, все понимать, все уметь ценить. Началась работа — воздвигается сторона Адмиралтейства против дворца, архитектор, кажется, днем и ночью на работе, он отдает себя всего этому делу, эта постройка становится целью, смыслом его существования; и постройка почти готова, нужно снять только леса — и на сцену опять появляется царская воля, ах, эта царская воля! Александр I нашел, что этот боковой флигель слишком далеко выступает к берегу Невы и тем закрывает вид из «собственных» комнат на Галерную Гавань и устье Невы. Царь недоволен, он, в редкие мгновения своего пребывания в Петербурге, вдруг захочет полюбоваться из окошка видом Невы, и, оказывается, этот вид сокрыт Адмиралтейством. Но ведь проект Адмиралтейства был утвержден царем, ведь царь, утверждая проект, если бы он хоть сколько-нибудь смыслил в архитектуре, должен был понять, что здание закроет вид... Но сознаться в своем невежестве не входило в обязанность российских царей, и... и после того, как здание почти готово, следует приказание: «отступить строением в такой пропорции, чтобы оное не отнимало упомянутых видов».
«Отступить», уменьшить длину, по ведь этим отступлением нарушается вся пропорция частей, нужно опять таки отыскивать эту раз найденную гармонию, нужно проделать всю эту бесконечно тяжелую работу, воплощение геометрических отношений в впечатление изящного; а затем — постройка почти готова, и ее перестраивают, кто виноват? Вот будет всеобщий вопрос, и виноватым, конечно, окажется художник... А как оправдаться?.. Правда, Захаров в своем рапорте о перестройке части здания просил «оправдать его в виду могущего возникнуть в публике противного мнения, что государь или недоволен прежним утвержденным проектом или же строение в прочности его подало какое-либо сомнение». Но, конечно, эта просьба Захарова так и осталась на бумаге, пока ее через сто лет после создания Адмиралтейства не раскопал в архиве трудолюбивый историк[79]... И надо думать, сколько таких же открытий будет сделано впереди, сколько еще раз мы столкнемся с таким тлетворным влиянием Романовых на творчество...
«Ценители искусства», «знатоки его», «объективные историки» могут обвинить меня за эти строчки, они — эти строчки — этими ценителями и знатоками будут признаны несоответственными общему характеру «историко-художественного очерка», как названа мною моя работа. Пожалуй, и так! Но... но я человек, но я испытал на своей собственной шкуре владычество Романовых, — и быть «спокойно-объективным» не могу...
Но, кроме царя, архитектору пришлось иметь дело с бесконечным чиновничеством, заседавшим в адмиралтейств-коллегии и смотревшим на жизнь с исключительной точки зрения входящих и исходящих нумеров. Малообразованные, а в вопросах искусства прямо безграмотные, они, конечно, также считали, что все знают, все понимают, и стремились с своей стороны, как можно сильнее урезать самостоятельность архитектора, и чуть архитектор хотел проявить свою самостоятельность, даже в мелочах, сейчас же российский чиновник вытягивался во весь рост, вспоминая российское: «не пущать», и архитектору делалось внушение... Пусть он «всероссийский» гений, но рапорт надо писать с соблюдением всех правил субординации... А затем—тоже специфическая черта российской действительности — недостаток денег: или забыли выписать ассигновку или средства истрачены на более серьезный расход или... словом, находилось тысячи тысяч причин, чтобы так или иначе, а задержать уплату...