Старый порядок и революция

Глава IV Почему почти вся Европа имела совершенно одинаковые институты власти и почему эти институты повсеместно пали

Народы, которые ниспровергли Римскую империю и из которых в конечном счете сложились современные нации, различались расой, происхождением, языком; они были схожи лишь своим варварством. Осев на территории империй, они еще длительное время воевали между собой среди всеобщих смут и неурядиц, а когда же, наконец, наступила некоторая стабильность, они оказались отделенными друг от друга руинами, ими же самими созданными. Цивилизация почти угасла, общественный порядок был почти разрушен, поэтому отношения между людьми стали напряженными и трудными, а великое европейское сообщество разделилось на множество мелких, разнородных и враждебных обществ. Каждое из них жило обособленно от других. Между тем из недр именно этой разнородной массы внезапно возникли единообразные законы.

Созданные институты не были подражанием римскому законодательству1; они настолько противоположны ему, что именно римское право послужило позднее средством для их преобразования и отмены. Они весьма своеобразны и отличны от всех законов, созданных когда-либо людьми. Они симметрично соответствуют друг другу и все вместе создают свод, составляющие части коего соединены столь тесно, что статьи наших современных законодательств не соединены прочнее. То были мудрые законы на службе полуневежественного общества.

Каким образом подобное законодательство могло возникнуть, распространиться и, наконец, сделаться господствующим в Европе? Я не ставлю себе целью исследовать этот вопрос. Со всей определенностью могу лишь утверждать, что в Средние века это законодательство встречается в Европе почти повсеместно и во многих странах оно занимает господствующее положение.

Я имел возможность изучать средневековые политические институты во Франции, в Англии, в Германии, по мере продвижения работы росло мое удивление при обнаружении поразительного сходства в законодательствах. Я восхищался тем, что столь разные народы, столь мало связанные между собой, могли установить до такой степени схожие законы. Конечно, эти законы бесконечно разнятся в деталях в зависимости от страны, которой они принадлежат, но основа их везде неизменна. Обнаруживая в старом германском законодательстве тот или иной институт, правило или закон, я заранее знал, что поискав хорошенько, я найду что-нибудь в сути своей сходное во Франции или в Англии, и действительно, не было такого случая, чтобы я не нашел того, что искал. Каждый из трех народов помогал мне лучше понять два другие.

У всех трех народов управление построено на одних и тех же принципах, политические ассамблеи имеют одинаковое строение и наделены сходными полномочиями. Общество у них также имеет одну и ту же структуру: те же иерархические взаимоотношения между классами, то же привилегированное положение дворянства, та же его сущность и характер. Словом, речь будто бы идет не о разных народах, но о совершенно одинаковых, во всем друг с другом схожих.

У всех трех народов города управляются схожим образом, и сельская жизнь также построена по одному образцу. Мало различается и положение крестьян: владелец, обработка, пользование землею повсюду одинаковы, земледелец везде несет одни и те же повинности. От границ Польши до Ирландского моря мы во всем видим одни и те же черты — и в сеньории, и в вотчинном суде, и в правах ленного владельца, и в оброчном праве, и в феодальном праве, и в повинностях, и в корпорациях. Часто встречаются даже одни и те же названия и, что еще более замечательно, все эти аналогичные институты проникнуты одним и тем же духом. Я считаю возможным предположить, что в XIV столетии в Европе социальные, политические, административные, судебные, экономические и литературные институты, быть может, имели между собой гораздо больше сходства, чем в наши дни, когда цивилизация, казалось бы, проторила все пути и стерла все преграды.

В мою задачу не входит рассказывать о том, каким образом Старый порядок в Европе мало-помалу ослабел и пришел в упадок; ограничусь лишь констатацией того факта, что к XVIII веку он везде был наполовину разрушен2. Общее отмирание старого порядка было выражено менее явно на востоке континента и более на западе, но ветхость и часто полная дряхлость обнаруживались повсеместно. Постепенный распад средневековых институтов прекрасно прослеживается по архивным документам. Хорошо известно, что в каждой сеньории существовали записи, именуемые поземельными списками, в которые из века в век заносились границы поместья и размеры податей, долги, повинности, местные обычаи. Мне попадались поземельные списки XIV века, бывшие в своем роде шедеврами порядка, ясности, четкости и разумности. Но по мере приближения к нашему времени они становятся все более темными, неудобочитаемыми, неполными и невнятными, несмотря на общий прогресс просвещения. Создается впечатление, что в то время, как гражданское общество завершает процесс просвещения, политическое общество впадает в варварство.

О могуществе римского права в Германии и о том, каким образом оно заменило германское право

На исходе средневековья римское право стало главным и почти единственным объектом изучения немецких законоведов. В то время большинство из них даже образование получало за пределами Германии в итальянских университетах. Законоведы эти не были хозяевами политического положения в обществе, но тем не менее взяли на себя обязанность толковать и применять законы. Поэтому если они так и не смогли уничтожить германское право, то по крайней мере так видоизменили его, что стало возможным силой втиснуть его в состав римского права. Законы римского права применялись ими по всему, что в германских институтах имело хоть какую-либо отдаленную аналогию с законодательством Юстиниана, тем самым они привнесли в немецкое законодательство новый дух, новые обычаи, и мало-помалу оно настолько видоизменилось и стало настолько непохожим на самое себя, что, например, в XVII веке его уже вовсе нельзя было узнать. Оно было заменено Бог знает чем, что было еще германским по названию, но римским по сути.

У меня есть причины полагать, что благодаря этой работе законоведов многое в положении германского общества ухудшилось, в частности, положение крестьянства. Большинство крестьян, которым еще до сих пор удавалось сохранять хотя бы часть своих свобод или своих владений, утратили их окончательно и благодаря ученым уподоблениям были низведены до положения римских рабов или эмфитевтов.

Постепенное видоизменение национального права и бесплодные попытки ему противостоять прекрасно видны в истории Вюртемберга.

С самого основания графства Вюртемберг в 1250 г. и вплоть до создания здесь герцогства в 1495 г. законодательство здесь носило исключительно местный характер. Оно вобрало в себя обычаи, местные законы, изданные городами или при дворах крупных вельмож, а также уложения, издаваемые землями. Одни только церковные дела управлялись чуждым каноническим правом.

Характер законодательства изменяется с 1495 г.: начинается проникновение римского права. Изучавшие право в зарубежных школах доктора, как их называли, входят в правительство и завладевают управлением в высших судебных учреждениях. С начала XV века и вплоть до середины этого столетия все политическое общество ведет против них борьбу, аналогичную той, что велась в то же время в Англии, но совсем с другими результатами. Представители феодальной знати и депутаты от городов в 1514 г. и во все последующие годы направляют в сейм Тюбингена всяческие протесты против происходящего. Они выступают против федистов, проникших во дворы и изменивших дух и букву всех обычаев и законов. Преимущество, похоже, изначально было на их стороне: они добились от правительства обещания отныне назначать в высшие судебные инстанции почитаемых и просвещенных людей из дворянства или из правления герцогства, но не из числа докторов; также решено было создать комиссию из правительственных чиновников и представителей земель, которая должна была составить проект уложения, способного служить законом для всей страны. Бесплодные усилия! Римское право в конечном итоге вытеснило национальное право из законодательства и укоренилось даже в тех областях, где германское право преимущественно имело силу.

Триумф иностранного права над местным объяснялся многими немецкими историками двумя обстоятельствами: во-первых, захватившим в то время все умы течением, обращенным к античным языкам и литературе и пренебрежительно относившемуся к духовным продуктам деятельности национального гения; во-вторых, занимавшей умы на протяжении всего немецкого средневековья и проникшей даже в законодательство той эпохи идеей о том, что Святая империя есть продолжение Римской империи и что законодательство первой является прямым наследником римского законодательства.

Но названные причины недостаточны для понимания того обстоятельства, что то же самое право в то же самое время было введено сразу по всей Европе. Я считаю, что произошло это потому, что абсолютная власть государей одновременно и прочно устанавливалась повсеместно в Европе на обломках прежних вольностей, а римское право — право рабское — прекрасно соответствовало их взглядам.

Римское право, повсеместно усовершенствовавшее гражданское общество, пыталось разрушить политическое общество, коль скоро это последнее было в основном творением высоко цивилизованного и крайне порабощенного народа. Поэтому короли со страстью его восприняли и установили повсюду, где это было в их власти. Толкователи римского права по всей Европе стали министрами или высшими чиновниками при королях. В случае необходимости законоведы всегда помогали королям найти правовую поддержку, обращенную против того же права. С тех пор они часто действовали подобным образом. Почти всегда рядом с государем, нарушившим законы, находился легист, уверявший, что подобные действия законны, и глубокомысленно доказывавший, что насилие справедливо и что угнетенные неправы.

Переход от феодальной монархии к монархии демократической

Поскольку к тому времени все монархии обрели характер абсолютных, то нет никакой вероятности, что данное изменение в общественном устройстве обусловлено неким частным обстоятельством, которое бы случайным образом имело место в каждом государстве одномоментно. Следовательно, надо полагать, что все одновременные и схожие события должны иметь общую причину, действующую повсеместно и одновременно.

Этой общей причиной был переход от одного общественного состояния к другому — от феодального неравенства к демократическому равенству. Дворянство было уже побеждено, но народ еще не поднялся; положение одних было слишком низким, других слишком высоким, чтобы сдерживать движения власти. Прошедшие 150 лет были как бы золотым веком государей, когда они пользовались всемогуществом и стабильностью, которые обычно являются вещами взаимоисключающими: власть государей была столь же священна, как и власть наследственной главы феодальной монархии, и столь же абсолютна, как власть главы демократического общества.