Что бы ни делал наш крестьянин, повсюду он встречает на своем пути докучливых соседей, всегда готовых испортить его удовольствие, помешать работе, съесть припасы. И стоит покончить с одними, как тут же возникают другие, облаченные в черное, которые, в свою очередь, забирают лучшую часть урожая. Представьте себе теперь условия жизни, потребности, характер, настроения этого человека и попробуйте измерить, сколько ненависти и зависти накопилось в его сердце12.
Феодальные отношения представляли собой наиболее значительный гражданский институт, даже утратив свое значение в качестве института политического. В таком урезанном виде они вызывали еще больше ненависти, и мы не погрешим против истины, утверждая, что разрушение части средневековых институтов в сотни раз усилило ненависть к оставшимся.
Глава II
О том, что административная централизация является институтом Старого порядка, а не порождением Революции или империи, как это утверждается
Во времена политических собраний во Франции я слышал, как один из ораторов назвал административную централизацию «прекрасным завоеванием Революции, которому завидует вся Европа».
Я очень хотел бы, чтобы централизация была прекрасным завоеванием и чтобы вся Европа нам завидовала, но я утверждаю, что централизация вовсе не является завоеванием Революции. Напротив, она есть продукт Старого порядка и, добавлю, является единственной частью прежнего политического устройства, которая пережила Революцию, поскольку лишь она одна смогла приспособиться к новому общественному строю, порожденному Революцией. Читатель, набравшийся терпения внимательно прочесть настоящую главу, сочтет, быть может, что я представил излишне подробные аргументы для доказательства своего тезиса.
Прежде всего позвольте мне выделить так называемые провинции со штатами (pays d'etat), то есть провинции, отчасти управлявшиеся самостоятельно или имевшие видимость самоуправления. В провинциях со штатами, расположенных на окраинах королевства, проживало не более четверти всего населения Франции, да и из этих провинций лишь в двух подлинная свобода была действительно жива. Позднее я вернусь к провинциям со штатами и покажу, до какой степени даже они подчинены общим законам центральной власти (см. приложение).
Здесь же я хотел бы преимущественно заняться тем, что на административном языке того времени называлось провинциями с избирательным правом (pays d'election), хотя избирательного права в них было меньше, чем где бы то ни было. Такого рода провинции со всех сторон окружали Париж, они были сосредоточены все вместе и составляли как бы лучшую часть Франции.
При первом взгляде на старую администрацию королевства в ней все предстает смесью разнообразных правил и путаницей властей. Вся Франция покрыта сетью административных коллегий, наводнена отдельными чиновниками, независимыми друг от друга и участвующими в управлении страной в силу права, которое они купили и которое не может быть у них изъято. Часто ведомства настолько близко соприкасаются между собою, что теснятся и сталкиваются при выполнении одних и тех же обязанностей.
Судебные учреждения косвенно участвуют в отправлении законодательной власти: они имеют право издавать административные уложения, обязательные для исполнения в пределах их ведомства. Часто они идут наперекор собственно администрации, открыто осуждают ее меры и налагают арест на ее агентов. Простые судьи издают указы относительно гражданских порядков в подвластных им городах и местечках. Конституции городов крайне разнообразны. В различных городах должностные лица имеют различные наименования и черпают свою власть из различных источников; здесь — это мэр, там — консул, в ином месте — старшина. Кто-то назначается королем, кто-то родовитым сеньором или удельным князем; существуют и такие чиновники, что избираются на один год своими согражданами; третьи купили постоянное право управлять себе подобными.
Негодование крестьян по поводу феодальных прав, в особенности феодальных прав духовенства
Приведу в пример письмо, написанное незадолго до Революции одним земледельцем самому интенданту. Описанные в нем факты не являются правилом, но письмо дает прекрасное представление о состоянии умов того класса, которому принадлежит его автор.
«Хотя в наших краях мало дворянства, — говорится в письме, — это вовсе не означает, что недвижимость менее отягощена поборами. Напротив, почти все лены принадлежат соборной церкви, архиепископу, церкви братства св. Мартина, бенедиктинцам из Нуармутье и Сен-Жюльене и прочим церковным особам, чьи права не имеют права давности, и без конца обнаруживаются покрытые плесенью старые дворянские грамоты, одному Богу известно откуда берущиеся!
Весь край наводнен налогами. Большинство земель выплачивают седьмую часть пшеницы с каждой десятины, другие вносят ту же долю вином; одни отдают сеньору четверть всех собранных плодов, другие — пятую часть, но всегда после предварительной уплаты десятины; один хозяин отдает двенадцатую часть, другой — тринадцатую и т. д. Все эти платежи настолько разнообразны, что мне известны случаи выплаты как ¼, так и 1/40 от всех собранных плодов.
Как следует понимать все эти платежи — зерном, овощами, деньгами, домашней птицею, барщиною, мясом, фруктами, свечами? Мне известны весьма странные налоги, взимаемые хлебом, воском, яйцами, свиными тушами, лепестками роз, букетами фиалок, золотыми шпорами и т. д. Но есть и бесчисленное множество иных сеньоральных поборов. Почему Францию до сих пор не освободили от всех этих нелепых платежей? Мы начинаем, наконец, открывать глаза, и у нас есть все основания надеяться на мудрость нынешнего правительства, на то, что оно протянет руку помощи бедным жертвам лихоимства старого фискального порядка, жертвам так называемых помещичьих прав, никогда не подлежащих ни отчуждению, ни продаже.
А как следует понимать тиранию пошлины с продажи земель? Покупатель тратит все свои средства на приобретение земли и сверх того обязан еще выплачивать значительные суммы в виде издержек с торгов и договоров, ввода во владение, протоколов; он должен уплатить сотый денье, 8 су с ливра и т. д. и также предъявить свой контракт сеньору, который заставит его заплатить пошлину со всей суммы приобретения — кто требует двенадцатой, кто — десятой ее части, одни заявляют притязания на пятую долю, другие — на пятую и еще плюс пятую часть от пятой части; наконец, мне известны и такие, кто заставляет платить треть от основной суммы. Нет, самые жестокие и варварские народы в мире никогда не изобретали столь незаконных поборов и в таком количестве, какие наши тираны обрушили на головы наших отцов». (Последняя философическая и литературная тирада страдает полным небрежением к правописанию).
«Как! Блаженной памяти король мог позволить выкуп поземельных рент, взимаемых с наследства в городах, позабыв о наследстве в селах? Ведь именно с последних и следовало бы начать. Почему бы не позволить бедным земледельцам разбить свои цепи, внести выкупной платеж и освободиться наконец от множества сеньоральных земельных поборов, причиняющих столь много зла вассалам и столь мало выгоды сеньорам? Пошлины в городах и селах не должны разниться меж собою, равно как и выплаты сеньоров и прочих людей.
Управляющие имениями священнослужителей при каждой передаче земли грабят и облагают поборами всех арендаторов. Вот самый свежий пример тому. Управляющий нашего архиепископа по приезде своем объявил о выселении всех арендаторов г-на де Флери, своего предшественника, аннулировав все прежние договоры и выставив прочь тех, кто не захотел удвоить сумму по своему контракту, присовокупив к ней еще и солидный бочонок вина, подобный тому, который уже был принесен управляющему г-на де Флери. Тем самым арендаторов лишили семи или восьми лет, остававшихся у них до истечения срока их договоров, подписанных в полном соответствии с законом, и принудили их покинуть свои жилища и отправиться Бог весть куда накануне Рождества, то есть в самое трудное время для прокорма скота. Прусский король не мог бы поступить хуже».
Действительно, в отношении имений духовенства договоры с предшествующим должностным лицом не являются законным обязательством для его преемника. Автор письма, отмечая, что феодальные ренты подлежат выкупу в городах, хотя в селах по-прежнему остаются невыкупаемыми, выявляет очень важный факт.
Это — новое подтверждение запущения, в котором проживал крестьянин, а также демонстрация методов, при помощи которых удавалось выкрутиться всем, кто стоял над крестьянином в общественной иерархии.
Всякий господствующий в течение долгого времени институт, утвердившись в естественной для себя сфере деятельности, проникает вскоре за ее пределы и в конечном итоге оказывает значительное влияние даже на ту часть законодательства, которой он не управляет. Хотя феодальные отношения и принадлежат прежде всего к области политического права, они трансформировали и право гражданское и глубоко видоизменили условия существования как имущества, так и людей во всех проявлениях их частной жизни. Они воздействовали на порядок наследования через принцип неравноправного раздела, действие которого в некоторых провинциях распространялось и на средний класс (пример тому дает Нормандия). Феодальные отношения опутали, так сказать, всю земельную собственность, поскольку не затронутых ими земель практически не осталось, как не осталось и земель, владельцы которых не ощущали бы на себе последствий действия феодальных законов, феодализм затрагивал не только частную жизнь индивидов, но и жизнь общин. Он воздействовал на промышленность через систему ретрибуций, оказывал влияние на доходы через неравноправие налогов и вообще затрагивал денежные интересы людей во всех их предприятиях: он воздействовал на собственников через оброк, ренты, барщину; он воздействовал на земледельца тысячью способов, главные среди которых — налог с имущества за обязательное пользование оным, земельная рента, налог с продаж и т. п.; он воздействовал на торговцев обязательной пошлиной за рынки и ярмарки; на купцов — дорожными пошлинами и т. д. Покончив с феодализмом, Революция, казалось, затронула одновременно все болевые точки частного интереса.