Старый батюшка, который года два тому назад отдал богу душу, был мрачным человеком и людей не выносил. К тому же он, бывало, такие проповеди читал, что становилось невмоготу слушать. А когда выпивал, последними словами поносил иноверцев, большевиков. А самое главное — ему не нравились колхозы и Дома культуры… Ему, правда, попадало от прихожан за такие речи, церковное начальство строго предупреждало его, чтобы в политику не вмешивался, но, так как он был очень болен, ему многое прощалось, к тому же скоро отправился на тот свет.
А вот отец Иеремей — это был батюшка совсем иного склада. В своих проповедях и разговорах с прихожанами он постоянно напоминал, что люди всех национальностей и разных вероисповеданий — родные братья, что на колхозных полях и плантациях каждый должен трудиться прилежно, в поте лица, как сказано в Священном писании…
После богослужения он засучивал рукава и помогал Даниле Савчуку убрать помещение, запереть двери на ключ, после чего, как закадычные друзья, отправлялись домой. По дороге иногда сворачивали на виноградную плантацию. Тут их радушно и гостеприимно встречал Гедалья Сантос, учтиво усаживал их на ящиках у своего шалаша, щедро угощал гроздьями ароматного винограда лучших сортов.
— Присаживайтесь и вкушайте! — говорил он на церковный лад. — Чем богаты, тем и рады.
И гости радовались такому приему, присаживались, но заставляя себя долго просить.
— Да, вот это божественные плоды! — восторженно говорил молодой батюшка. — Товарищ Сантос большой мастер этого дела… Божественные плоды…
— Ничего божественного здесь не вижу… — улыбался виноградарь. — Как все плоды. Надо только хорошенько ухаживать за лозами…
— О, не говорите! Все вас знают, товарищ Гедалья Сантос, — прерывал отец Иеремей виноградаря, — это дело непростое. Рассказывали мне, что за этими кустами ухаживали ваши отцы и деды… Такого винограда в округе не найдешь… Знаю я, что и вино ваше тоже славится…
Глаза батюшки загорались озорными огоньками, и хозяин доставал из сумки, что под старым ореховым деревом, солдатскую флягу, две кружки и наполнял их:
— Попробуйте… Пейте на здоровье!..
— Спасибо, пошли вам бог счастья! — застенчиво говорил батюшка, делая вид, что он непьющий, но тут же опорожнял кружку, вытирая рукавом влажные полные губы и пышные усы.
Бывало так, что Данило Савчук со своим гостем приходил на виноделие, в подвал. В самом деле, как это — быть в Ружице и не отведать кружечку выдержанного вина Гедальи Сантоса?!
И вот они усаживаются на дубовых бочках, сделанных бондарем Менашей, и начинается разговор о земных делах.
Гедалья Сантос достает длинный шланг, наливает гостям по кружке вина и говорит:
— Отведайте новый сорт… Кажется, неплохо получилось… Дегустируйте… Как вам, товарищ Иеремей, напиток нравится?
— Да я и так знаю, — смущенно говорит батюшка, — что вино у вас отменное. Но дела у меня… Неудобно пробовать. Может, отложим на другой раз?.. Спасибо вам…
— Зачем же откладывать, если угощают добрые люди… — вмешивается Данило Савчук. — Не надо откладывать на завтра то, что можно выпить сегодня… Кто знает, что с нами завтра будет.
— Оно, безусловно, резонно, — посмеивается гость, — отказаться от такого божественного напитка, конечно, грешно, но не многовато ли вы нам палили, товарищ Сантос?
Полное, холеное лицо батюшки расплывается в довольной улыбке. Не дожидаясь ответа, он продолжает:
— Ну ладно, пусть будет по-вашему. Оно, конечно, резонно. Возьму еще один грех на свою душу. За ваше здоровье. Да будет мир и благоденствие на земле. Будьмо, или как по-вашему — лехаим!
После третьей кружки батюшка становится еще больше разговорчивым. Забывая мирские и небесные дела, он расхваливает и виноградаря, и винодела, и его славную работу. Клянется, что впервые в жизни пьет вино с таким удовольствием. После семинарии пришлось работать батюшке во многих селах, но клянется, что нигде ему не было так хорошо, как в Ружице и Лукашивке. Были бы все люди такими, как ружичане и лукашивцы, Христос давным-давно воскрес бы, и все беды и несчастья, все войны и ненависть между людьми исчезли бы с лица земли, и всем стало бы куда легче жить на свете…