А голос шептал, шептал…
Что спит служанка старая и с охранником молодым. Что обманывает отца его чиновник главный столицы. Что утопнет скоро девушка, цветы продававшая, узнав, что ждёт дитя от… да мысли эти странные ему к чему?..
Но голос шептал, шептал…
Да снились ночью страшные сны.
Да отец с приятелем своим поссорился вдруг, хотя ничего никому подробно о том не рассказывал.
Да люди шептались в один день, что молодая девка, продававшая на главном рынке цветы, вдруг пошла и утопилась, отправилась самовольно в царство бога реки. Да разве он примет её, нищую и своевольную?.. Но дракон так и не появился в ближайшие дни. Может, и принял, болезную. У неё из семьи никого не осталось.
И вдруг понял Ён Ниан, что стоит ему подумать, что кто-то умрёт – и картины видит о смерти. И люди мрут те в ближайшие дни. Хотя и не все. Но кто умер – умерли так, как в его виденьях. А подумает, с кем же дружны те и те – и картины видит он. Хотя тут уж и не так просто проверить. О связях некоторых люди не говорят. Особенно, кто кого предал и кто кому за что обязан.
И невольно женщин увидел отца, в объятьях того. Увидел двух мальчишек – сыновей своих – что спрятали матери в каких-то деревнях. И понял в ужасе, что матери их, разные женщины, охотнее выбрали детям жизнь в нищете, чем попытку попытаться признаться и попросить пустить хотя бы их детей в дом старшего сына Хон Гуна! Ужели он таким жутким был в их глазах?! Ужели… ужели, когда ласкал он их, охмелевший, а они – его в ответ ласкали, когда слова говорили, как любят его они, какой красивый он, как им восхищены… ужели всё врали? Ужели… врали все они?..
Ещё узнал, что дочь его другую мать – новенькая в борделе и первою доставшаяся ему – самолично удушила. Лишь бы не иметь с ним дела. Он видел, чётко видел жуткую картину, как молодая женщина, рыдая, говорила подруге, жившей в покоях напротив её, когда та упрекала её за жестокость к невинному дитя:
– Да уберегут же боги тебя саму от того, чтобы войти в дом этого господина! И от детей от него пусть уберегут! – отчаянно сжала рукав подруги оторопевшей. – Да разве может мать разумная пожелать своему дитя, чтобы он рос возле такого отца?! Все в городе только и твердят, что он – непочтительный сын. Что хуже него к отцу и братьям, и сёстрам своим в этом городе не относился никто!
Да на пол опустилась, обессилевшая:
– А слышала ты про сестру его, Кэ У? – спросила она тихо и отчаянно. – Бедняжку оклеветали! А он не защитил её! Не пытался даже! Да, может… – плакать перестала от ужаса догадки внезапной посетившей её. – А, может… он всё подстроил сам?.. А когда она, от побоев ослабевшая, упала, пошатнувшись, да головою упала об угол стола… все разбежались слуги в ужасе! А он слышал. Он слышал, что она лежит, захлёбываясь в своей крови! Он тогда в поместье их был. Но он даже к ней не подошёл. К старшей своей сестре! Он и потом не осведомился, как она, выживет ли?..
– Я слышала… – грустно присела рядом подруга, да обняв наконец за плечо. – Что тогда сам Хон Гун бросил дела все, отпросился, сам вбежал в дом тот проклятый! Поднял её, побелевший, на руках своих в покои свои отнёс.
– Страшный тогда, говорят, тянулся за ним кровавый след!
– Он сам в крови был, так что, когда потом за лекарем бросился, мать почтенного Хэя покойного, за покупками отходившая, увидев вернувшегося супруга в крови, подумала, что убивал его кто.
– А ещё она вскоре детей потеряла, не донесла!
Отчаянно замотал головой несчастный Ён Ниан, но голоса те жуткие из головы не ушли, звучали. А глаза его видели – прямо среди покоев своих – как ведут разговор тот жуткий две подруги. О дне том жутком, когда он не защитил свою сестру. Старшую свою сестру, о брат непочтительный! А она потом, когда он стал проклятым, ещё и таскала ему еду. Даже если и слышала, что в тот жуткий день он в поместье был. Но спасать её прибежал отец, а не он.
– Вот скажи, – сжала мать-убийца руки притихшей своей подруги, – как я могла доверить свою дочь такому отцу? Как я могла пустить её на свет, чтобы слава отца шлейфом тянулась за каждым её шагом, за каждою её одеждою? Шлейф дурной славы с одежд не оборвёшь!
И помолчали они несчастно, почти ещё девчонки. Раздавленные жизнью. Нищие.
– А говорят, что тот добрый раб молодой из поместья его – старший сын господина Хон Гуна! – добавила наконец одна.
– Но разве Ён Ниан хоть раз бывал добр к нему? – вздохнула несчастная, отчаянно на руки свои смотря. Крови не было на них. Но и ей от боли и от крови её дитя, так рано ушедшего, тоже вовек не отмыться.