Они говорили ещё. Силою проклятья видные в его покоях, глазам его представшие, находившегося далеко от них.
И это было не самое жуткое из всех видений. Но одно из самых мучительных из тех, в которых какое-то отношение люди имели к нему.
Он был ужасным.
Самым ужасным в столице.
Может, и в своей стране.
И люди говорили о том.
Люди судачили о том.
Много.
За его спиной.
А он не знал.
Он не думал, что они говорят о нём так много. Что знают его все они. С ужасной его стороны. А другой стороны он за жизнь свою не заимел.
Жуткий Ён Ниан. Непочтительный сын. Непочтительный брат. Брат, упрекавший вечно несчастную свою сестру, да смеявшийся над ней.
Кажется, слава его самого Ён Ниана переживёт? И жизнь его будет вечною. Как худшего из сыновей Поднебесной.
И даже мать ребёнка его дочь свою её отцу отдать не захотела! Дочь побоялась доверить её отцу! Да что он за мужчина такой-то?!
Был ужасно раздавлен Ён Ниан. Не ел и не спал.
И даже выгнал, ругаясь, добрую Кэ У, принёсшую ему сладостей и снадобье из корня женьшеня, чтоб сил восстановил. Уж лучше б яд был в её руках! А забота её хуже самой жесткой плётки по лицу ударила его. Но она снова не сказала ничего ему в ответ. Снова тихо и с достоинством удалилась. Безобразная сестра его. Только лишь девка несчастная с изуродованным лицом, смотревшая теперь только на половину мира. Но он тоже видел пол мира всего лишь. С самого своего детства. Он видел себя лишь, но не видел других. У неё было страшное лицо, а у него – сердце уродливое. И, хотя долго молчали люди, ценившие только внешнюю красоту, да красоту большого кошелька, однако и они со временем все заметили, что не было гнилее и зловоннее сердца, чем у него.
Отец его, правда, вскоре уж начал снова на люди выходить. Уже привык, что косо на него глядят. Уже жалел и проклинал себя, что не признал сына старшего, не назвал его старшим. А за среднего сына его, старшим названного – он, похоже, сам первым нарушил порядок вещей и главенства – его имя не упомянул и не осудил в Сяньяне разве что немой.
А ещё в ужасе сжималось сердце у молодого наследника, когда вспоминал он первое своё видение, в котором домой возвратился Гу Анг и отец счастливо бросился на встречу ему, сам обнял молодого раба! Неужели, и оно?.. Неужели, и кошмар этот, самый страшный из всех его, сбудется?.. Что даже сын рабыни и взращённый рабом, ни книг ни одной ни читавший, ни иероглифа не написавший ни одного… отец его лучше сочтёт, чем самого Ён Ниана?.. Его? Сына рабыни?!
Но время шло. И кошмары не проходили. А страшный голос старческий шептал и шептал ему множество вещей… и вещи те местами сбывались, сбывались, заставляя сжиматься болезненно, напугано сердце.
Он дракона того искал. Но никто не пришёл на мольбы его на том берегу. Ходили мимо люди, в сторонке, косились опасливо. Или, разворачиваясь, убегали от проклятого. Сразу. Не прятали страха своего. Ненависти своей не прятали.
Три дня на коленях простоял перед рекою и обиженным сыном хозяина реки молодой аристократ. Так никто и не пришёл. Ноги затекли. Дурнело. Он всё ещё стоял.
– Не надо, – услышал тихое на рассвете четвёртого дня. – Пойдём.
Задрожав, поднял голову.
Она стояла над ним и потому, что сейчас стояла она сверху, он видел лицо под прядкой волос и под краем шали скрытое. Страшный безобразный шрам на месте глаза прекрасной когда-то сестры. Нет, всё ещё прекрасной.
Сомкнулись робко пальцы на её запястье, она дёрнулась, но не отступила.
– Уходи! – вдруг сказал мужчина. – Не хватало ещё, чтоб и ты…
– Вы – брат мой, – сказала грустно она. – Даже если вы никогда не признаете меня сестрой, я от семьи своей не отрекусь.
Она была прекрасна в тот миг! Божественно прекрасна! Даже если глаз твёрдо смотрел на него всего один. Даже если морщинки были у губ, плотно сжавшихся. Не одну ночь она провела в слезах. И, в том числе, из-за него.
– Я боюсь, что дракон больше не придёт, – сказала она, тихо опускаясь подле него, на колени. – Боюсь, что вы ходить больше не сможете, – всхлипнула. – А отец? Вы подумали разве о нашем отце? Если умрёт и последний из его сыновей… как жить ему?
– Хотел бы я, что бы я сдох, – криво усмехнулся Ён Ниан, – но дракон сказал, что я никогда не умру.
Она напряглась, в ужасе посмотрела на него взглядом единственным, но руки его не выпустила.
Он отчаянно сказал:
– А ещё я теперь вижу. Я всё вижу. Все тайны скрытые.
Но и тогда она не отодвинулась.
Он руку вырвал и продолжил стоять в мольбе. Она, позу сменив, встала на колени рядом с ним, обратившись к реке.
Так полдня стояли они. И люди опасливо обходили их. Хотя на Кэ У смотрели с сочувствием: зачем ей, бедняжке такой, достался такой брат? Он её никогда не жалел, а она, глупая, вот, пытается заступиться за него.