И тут среди сада открылись будто склоны гор и одинокий путник, кутающийся в старый плащ. И, когда он поднял лицо к небу, потом, вздрогнув, обернулся, то мужчине молодому показалось, что он узнал эти глаза.
Миг видения – и всё пропало. Поникли плечи у молодого господина, у молодого наследника огромного имения и славы огромной, разошедшейся уже за пределы Сяньяна.
Но сжала руку верная сестра, заглянула ему в глаза единственным глазом, но теплотою и заботой сказочно красивым:
– Давай сегодня вместе будем молиться… брат? Ведь чем больше искренних молитв, тем вернее, что боги укажут нам выход и спасение?
Он в это не верил, но согласился. Просто чтоб посмотреть, как улыбка раскрасит её глаз радостью, а лицо – счастьем: ей радостно было, что семья объединится в молитве.
Он прийти к ней опоздал, но пришёл задумчивый, а до того прослонялся по саду, одинокий и мрачный будто призрак, заставляя слуг торопливо кидаться в разные стороны, натыкаясь друг на друга, роняя вещи переносимые, но, главное, подальше от него. А стражники, совершавшие обход с мечами, едва не зарезали друг друга, поспешно шарахнувшись с пути молодого господина и столкнувшись. Он был проклят, хотя всё ещё был их молодой господин. Хотя он заметил, что в эту неделю слуг как будто меньше стало. Хотя он их всех в лицо не помнил. Но сновало по поместью их явно намного меньше, чем до того.
Но когда мимо кухни шёл – и заметил случайно сестру, раздававшую указания служанкам, мягко, с улыбкою обычною тёплою своей и не указания будто, а просьба мягкая друзьям – и лица внимательно слушающих, глаза дружелюбные. И сестра, словно почувствовав, взгляд подняла и улыбнулась уже ему из-под пряди густой волос и из-под шали плотной. Слуги на неё уставились в ужасе или в изумлении.
Молодой господин смущённо ей кивнул. И как-то слишком резко веером обмахнулся. И поспешно ушёл. И слухи новые из поместья ушли. Что, может, между сводными братом и сестрою возникла странная запретная любовь? Но как так?.. Он же ж её изнасиловал! А чем нелепее слух, тем с большею радостью его передают. Словом, к вечеру Сяньян весь судачил о запретной и жуткой любви молодого господина из поместья Хон Гуна, который до того от страсти обезумил, что ссильничал собственную сестру!
И он, случайно услышав пересуды своих слуг – мужчины-стражники судачили причём – ещё больше помрачнел. Кашлянул серьёзно. И внутренне со злорадством ликовал, смотря, как они смутились и бледнели. И долго, мрачно смотрел на них многозначительно, заставляя их дрожать. Потом, опомнившись, вздохнул. Произнёс, будто сам себе:
– Ах да! Конфуций в той книге сказал… – и пошёл себе. Будто просто стоял в задумчивости, не из-за них.
– С каких пор молодой господин стал интересоваться мнением Конфуция? – донеслось ему вслед приглушённое.
– Да не, померещилось верно. Он же ругал его столько лет, – отозвался второй.
И помолчав – он, уходивший, хуже расслышал уже – до него донеслось:
– Но как он мог?.. Родную-то сестру!
– А что-то совсем не показывается дракон.
– Эт да.
– И страшная была гроза.
– Эт да.
– Так, может… из-за него сдох дракон?..
Поморщился несчастный мужчина молодой. Он понял, что своё имя ему уже не обелить. Никогда. Что бы ни делал он.
Но сестра при встрече снова приветливо улыбалась ему. И не упрекнула, что опоздал. И с милою улыбкою предложила ему чаю и сладостей. Он взял только, чтоб её порадовать. И чтоб её порадовать только, похвалил. А она от радости расцвела. Словно и не было тяжёлых дней и потерь. Словно не худшею невестою была. То есть, по мнению других людей, худшею, потому что якобы некрасивою. И даже при том, что он её мучил и изводил столько лет. При том, что он ославил весь свой род. Она хотела его порадовать и старалась готовить ему. И радовалась, притворное удовольствие его видя.
Он вдруг подумал, что боги всё-таки наградили его, подарив ему такую сестру, которая всегда была на его стороне. Жаль, что он никогда её не замечал. Жаль, что жениха найти ей не сможет – никто его слушать не будет, а породниться никто с ними не хочет. Вот, сваты с намёками шляются в другие поместья, но за последние года – ни разу к ним. Да ещё и слава дурная его тянется и за ней, особенно, как пустила пакость какая-то этот нелепый и жуткий последний слух, что он её… совсем. Совсем всё было кончено для неё. Для этой прекрасной, чистой души! Разве что…