Потерянно на пол сел Гу Анг. Запачкав подаренные одежды. Но это было не важно. Он… он… его сын?.. Но как?.. Почему?..
Заплакав, руки вдруг раскрыл – и сердце вдруг раскрыл – старый господин:
– Идите… идите, я вас обниму. Вас двоих! Хоть раз! Хотя бы раз. Вы… – заплакал горше. – Вы оба – кровь от меня, семя моё и плоть.
И, поднявшись, на дрожащих ногах – не сразу сумел – ступил растерянный к отцу Гу Анг. И, улыбнувшись счастливо, по-человечески вдруг улыбнувшись, ступил к отцу и к брату Ён Ниан. И счастливо улыбалась сестра, пряча слёзы за шалью, упавшей на лицо. Дрожали руки её, и чашка упала и разбилась. Но всем было уже всё равно.
И, слуг всех прогнав и не пустив, мол, позаботится сама обо всех молодая госпожа, пили они чай степенно втроём. Первый раз. Движений изящных не знал Гу Анг. Совсем. Но зато он был рядом сейчас. И сладости её сегодня были необыкновенно вкусными. И счастье наконец-то прибыло в поместье Хон Гуна.
– Но вы… ты… – начал вдруг Гу Анг.
– Брат, – подсказал вдруг молодой господин. И улыбнулся ему. – Если… если ты сможешь меня простить.
– Но я… – Гу Анг вдруг сердито чашу поставил на стол, сердито посмотрел на него – и наследник замер потерянно. – Брат, я не хочу, чтобы отец вас… тебя выгонял! Я не хочу войти в семью такою ценою! Я… я лучше простым останусь слугою! Или даже рабом!
И замер растеряно старший молодой господин. То есть, средний. Даже сейчас… даже после всего… он всё ещё хотел остаться рабом, чтобы защитить его?!
– И я не хочу, чтобы ты уходил, – добавила робко Кэ У. – Брат… ведь… ведь если уж Гу Анг женится на мне… даже так… – руки протянув, ладони сжала двоих. – Ведь братья мои могут остаться со мною оба?..
Заплакал Ён Ниан. Впервые его таким отец увидел. И сердце его дрогнуло.
– Прости, сестра, – плача, сказал средний сын, – уже слишком поздно. Я опорочил имя рода как только мог. Или новая звезда взойдёт над ним, новое имя, или всё станет кончено, во мраке сгинет наш род, – голову опустил. – Остаётся мне только уйти. А отца все поймут, если он, выгнав меня, возьмётся за верного слугу, как за последнюю свою опору.
– Но хотя б… хотя бы на два дня… рядом со мной… вы… – и бедная Кэ У разрыдалась.
И две руки – теперь уже две крепких руки – опустились на плечи её.
– Два дня, наверное, можно, – серьёзно ответил средний её брат.
– Прости, – плечи отец опустил, – я не смог защитить тебя. Ни его. Ни тебя!
– Я сам во всём виноват, отец, – грустно ответил его сын.
Не такой уж и страшный сын. И любимый даже. Всему вопреки. А поэтому отпустить его будет вдвойне больнее.
Два дня в поместье Хон Гуна было тихо. Сплетники поместья и Сяньяна притихли разочарованно. Хотя сплетникам поместья было полегче: эти все ужасные и интересные люди были поближе. Можно было что-то подглядеть. Что-то пообсуждать.
А Хон Гун, изгнав всех, кроме верного слуги – он даровал ему статус слуги уже, свободного – и кроме дочери, да матери покойного младшего сына, слушал дня два рассказы вернувшегося Гу Анга о пути его. Да в покоях показывал, вспомнив про молодость, приёмы особых ударов меча своим сыновьям. Да сладостями наслаждался младшей дочери.
И никого, вообще никого близко к покоям не подпускал! Кроме старика одного, верного своего давнего слуги, который ещё плачущим ребёнком его на коленях своих держал, да сына его, воина молодого, строптивого. Как же ж?.. Так же ж и не подслушать ничего! А мерзкого воина даже девушкою подкупить не удалось красивой. Хотя как бедняжка уж ни старалась, как ни улыбалась строптивому молодому мужчине!
А дня через два поругались страшно старший и молодой господин. В саду, случайно, при всех. Хон Гун сказал, что надо бы слугу достойного наградить мечом. И, кстати, он жизнь сыну умершему спас, а тот просил подарить ему его меч. Сам-то вручить не успел. А сын непочтительный гадость какую-то сказал, про брата младшего, добросердечного! Пошёл снова против воли отца.
Схватился за одежду над сердцем старший господин. Рухнул в руки подбежавшей, потерянной Кэ У. И проклянул вдруг своего единственного сына! И велел убираться совсем из его поместья! Больше велел не возвращаться никогда. И свитки велел принести с именами семьи. И сам, едва принесли, имя Ён Ниана оттуда вычеркнул!
Сплетники столицы обалдели от таких сладких новостей! Полгода перетирали по всем уголкам Сяньяна историю ту и тот день во всех подробностях. Но, впрочем, Хон Гуна никто не осуждал, что прогнал непочтительного своего сына. Худшего из сыновей Поднебесной!
А недели через две вдруг объявил о свадьбе дочери старшей своей Хон Гун. И сплетники затихли, ошарашенные. Да на ком?! Кому она нужна?.. Такой?..