Нет, она убеждена, что шерифа убили случайно, с какой бы стороны ни был сделан роковой выстрел. Очевидно, есть какой-нибудь закон, позволяющий обвинить в убийстве не определенного человека или группу людей, а жестокую социальную вражду, пронизывающую всю жизнь Реаты. Но если это и возможно, удовлетворит ли такой выход Берни? Между ним и Боллингом много общего, показания полицейского могли произвести на мужа куда большее впечатление, чем на нее.
У Барбары вдруг опустились руки. Стоит ли мучиться над всеми этими проблемами, если рассказать ему о своих выводах у нее все равно не хватит духу? Конечно же, он примет решение не на основе здравого смысла или принципов справедливости, а исходя из практических целей «разумной политики», которая всегда казалась ей пределом неразумности и причиной всех их разногласий.
Освободить заключенных за отсутствием убедительных улик? Да он расценит это как политическое самоубийство, испугается, что в деловых и судейских кругах от него отрекутся, сочтя безнадежно «красным». Но ведь лучшего, более разумного способа борьбы с коммунизмом и не придумаешь. Разве не ясно, что радикализм — будь то в Реате или в другом месте — возникает именно от несправедливости и унижений? А объективное решение суда подрежет ему корни, в атмосфере доброжелательства он засохнет и погибнет. Конечно, всякие глупцы и фанатики поднимут вой и Берни на некоторое время попадет в опалу. Но не навсегда же. Если у судьи хватает смелости быть принципиальным, он имеет куда больше шансов стать впоследствии губернатором, чем сторонник политических компромиссов.
Кстати, а какой тут возможен компромисс? Ведь отдать всех под суд так же «неразумно», как и всех освободить. Что же делать? Выбрать жертвы среди невиновных? Угрожать человеку смертью на электрическом стуле за то, что в руках у него была трость? За то, что он размахивал молотком или пнул ногой полицейского, намеренно вызвавшего панику? Почему же тогда не казнить людей, если они кричали, махали руками или стучали в дверь? Стоит только начать, и не сможешь остановиться. Где тут граница? Следуя этой «логике» придется судить и тех, кто был «поблизости». А раньше или позже снова придешь к тому, с чего начал, — предавай суду всех. Не над этими ли вопросами бился всю ночь Берни?
В семь утра она услышала в ванной плеск воды и встала, чтобы приготовить на скорую руку завтрак. Бедняжка Берни, какое бы решение он ни принял, все равно оно будет неверным; и Барбаре вдруг почему-то показалось, что именно она со своим либерализмом завела его в тупик…
За завтраком и затем в машине по дороге в суд они разговаривали и даже старались шутить. Но разговор получался натянутый, вымученный, полный недомолвок. Они бросили ломать комедию, только когда вошли в его кабинет и обменялись учтивыми приветствиями с мисс Хьюс и судебным приставом, американцем испанского происхождения. «Доброе утро». Куда уж добрее! На душе у Барбары стало совсем тревожно, она опустилась на стул и, пока Берни просматривал почту и диктовал секретарше распоряжения, молча листала гарвардский юридический журнал. Через какое-то время, скосив глаза, он заметил, как она взглянула на часы. Тогда-то у него и вырвалась эта жалкая просьба: «Не уходи, еще рано», после которой он тут же смирился с неизбежностью…
Когда Берни появился в зале и судебный пристав поднял публику с мест, Барбара встала не сразу, чтобы спрятаться за спинами своих более высоких соседей, и только мельком увидела, как он с наигранной решительностью шел к судейскому столу. Но пока бубнили: «Слушается дело…», она рассмотрела Берни получше и облегченно вздохнула — в золотистых лучах солнца его лицо не выглядело таким уж бледным. Даже не догадаешься, что он провел бессонную ночь.