Заправилы клубов искали пополнение не только в осфрумовских командах. Они старались взять на заметку любого мало-мальски способного спортсмена. В годы мировой войны в Петрограде появились бельгийские специалисты. Если среди них оказывался человек знакомый с футболом, он тотчас приглашался в какой-нибудь клуб. Так, в «Коломягах» появился Рене де Мэй, а в «Спорте» – Куален, включавшиеся впоследствии даже в сборные города. А однажды кто-то из братьев Бутусовых на пляже обратил внимание на юношу атлетического сложения. При знакомстве выяснилось, что это англичанин Эндрю, приехавший на заработки в Россию в качестве зубного техника. Эндрю играл в футбол неплохо, но вот врачебная практика шла туго. «Унитас» быстро сумел заинтересовать нового игрока, сняв ему комнату за счет клуба и обеспечив клиентуру.
А коломяжские меценаты, махнув рукой на сословные предрассудки, послали своего гонца уговаривать Михаила Ромма играть в их клубе. Бывший лучший защитник москвичей служил вольноопределяющимся в Петроградской автороте. Нередко меценаты зарились и на игроков соседних клубов. Поэтому в юрьев день всегда царило большое оживление. Вовсю шли закулисные переговоры, заключались сделки. Переманивавшие чужих игроков не стеснялись в выборе средств. Об этом красноречиво писал в своей объяснительной записке на имя комитета лиги игрок Бодров, оказавшийся в списках сразу двух клубов: «На концертном вечере Г. Трифонов все время предлагал мне в 1913 году играть от «националистов» и просил подписать заявление, при этом угощал меня разными винами. Я отказывался, но под конец, как действие спиртных напитков сказалось, я едва-едва что-то подписал…»
«Что-то» было заявлением о переходе к «националам», и незадачливый выпивоха оказался под угрозой дисквалификации. Вот почему переходы всегда окутывались завесой таинственности. В этот период и в кругах любителей футбола, и в спортивной прессе распространялось немало слухов. «Вестник футбол-лиги» однажды писал по этому поводу: «По обыкновению слухи о переходах – подчас прямо чудовищных – оказались на деле мыльным пузырем».
Все же масштабы переходов были не маленькие. В Петербурге первым кличку «варяг» заработал датчанин Морвиль, приехавший в команду мецената Шинца из-за границы. Но были завзятые гастролеры и среди местных футболистов. «Рекордсменом» можно считать некоего А. Иванова, который успел побывать в «Невке», «Надежде», «Удельной», «Унитасе», «Мурзинке» и «Путиловском кружке»… В Москве хождение из клуба в клуб тоже было делом обычным.
Но вот юрьев день позади. Жизнь в спортивных клубах вновь замирала. Подготовка к сезону в лучшем случае ограничивалась игрой в хоккей да эпизодическими занятиями в манежах. Футболисты по-прежнему обходились – без тренеров. Новичкам приходилось полагаться только на собственные силы.
Сезон на невских берегах открывался довольно рано. Часто уже в апреле проводились первые товарищеские матчи. А потом начинались различные турниры. Кроме того, игроки собирались раза два в неделю на поле своего клуба для тренировки. Они «кикали», то есть били по воротам, пока были желание и силы. Односторонний характер таких тренировок имел лишь одну положительную сторону – многие футболисты хорошо овладевали техникой ударов. Не случайно старый футбол отличался завидной результативностью. В матчах на первенство Петербурга-Петрограда забивалось в среднем по 5 мячей.
Довольно высокой была и физическая подготовка команд. Большинство участников первенства города регулярно выступали в легкоатлетических «испытаниях», проводившихся в каждом клубе, занимались гимнастикой, играли в городки. В матчах кубкового характера соперники демонстрировали подчас хорошую «выдержку», то есть выносливость. Однажды третьи команды «Коломяг» и «Путиловского» в поединке за переход в высшую группу сражались на поле три часа сорок пять минут!
Старый футбол не признавал ничьи. Редко-редко попадались они в таблицах первенства. А нулевой счет и вовсе считался диковинным. Дело было не в каких-то особых качествах бомбардиров. Боевой характер игры, наступательная тактика определялись фанатичной преданностью игроков футболу, безудержной жаждой борьбы. Случалось, что в пылу этой борьбы соперники не жалели ни себя, ни других.
У петербургского клуба «Триумф» был даже девиз – «Победа или смерть!». Любая другая команда с таким же успехом могла начертать эти слова на своем знамени. До смертоубийства, правда, не доходило, но травм и увечий было немало. Жесткая, «мужская» игра частенько выливалась в открытую грубость.
Вот несколько выдержек из печати. «Бек «Унитаса», предупредив зрителей, что сейчас угостит игравшего против него форварда, привел свое намерение в исполнение, и спортовик Вейвода был унесен с перебитой ногой с поля», – сообщалось в отчете о матче на первенство Петербурга.
«Спортовики начали волноваться, что видно было по частым падениям гостей» – это строки о встрече «Спорта» с командой из Шотландии.
«Дело в том, что я, как старый игрок в регби, где разрешена хватка противника руками, и так как я недостаточно знаком с правилами футбола ассоциации, растерялся совсем… С искренним почтением, остаюсь уважающий вас Робертс». Так, не очень грамотно, но выразительно писал в редакцию покаянное письмо игрок «Британского клуба спорта» в Москве. «Растерявшийся» Робертс взялся за перо после того, как своей «хваткой регбиста» вывел из строя двух игроков из команды университета.
В протоколах «Петербургской лиги» тоже сохранилось немало записей о различных казусах и происшест-. виях на поле. Игрок «Меркура» Шпигель, удаленный с поля, назвал судью куликом, коломяжец Максимов допустил дерзкую выходку по адресу арбитра, Котов из «Русско-Азиатского банка» спорил о правилах игры, спортовик Зименко пустил в ход кулаки…
Конечно, не все исповедовали такой футбол. Об игроке сборной России Никите Хромове газеты, например, писали с нескрываемым восхищением и удивлением, что он «никогда никого не подбил». Отличался Хромов и высокой техникой. Были и другие игроки нового стиля, стремившиеся «опустить мяч на землю», сыграть искусно, красиво.
Интересны воспоминания писателя Юрия Олеши об одесском форварде Богемском: «…лучше всех водил Богемский! Не то что лучше всех, а это был выход поистине чемпиона! Секунда! И он сейчас побежит, и все поле побежит за ним, публика, флаги, облака, жизнь!».
Лига не оставалась безучастной к нарушениям спортивного кодекса. Почти ежегодно дисквалификации подвергалось 50–60 игроков. В справочнике «Петроградской футбол-лиги» печатались длинные списки наказанных. Одним запрещали играть сезон или два, а некоторых даже отлучали от футбола «навсегда». В 1915 году таких было 17 человек.
Порядок в петроградском футболе, конечно, не был идеальным, несмотря на все постановления и правила. Лиге то и дело приходилось разбирать множество мелких и крупных конфликтов. Достаточно сказать, что в лиговой кассе основную часть доходов составляли деньги от штрафов, наложенных па клубы. Облагались налогом и те, кто подавал протест. Истец обязан был приложить к жалобе 5 рублей.
Но при разборе споров и недоразумений Дюперрон, который теперь был фактически руководителем лиги, никогда не делал разницы между богатыми и бедными клубами. Никакие громкие титулы не спасали положения, прошлые заслуги не шли в счет, если нарушалась честность и чистота борьбы в спорте.
Однажды на поле «Унитаса» в Удельной хозяева проводили официальный матч с «Триумфом». Поединок был упорным, и страсти еще больше подогревались несдержанностью местных болельщиков. Зрителям особенно не понравился судья. Деятели клуба и не думали утихомиривать толпу. Они сами переживали приступ болельщицкой лихорадки. В конце концов один из них выбежал на площадку и ударил судью. Матч так и не был закончен…
Это скандальное дело нашумело на весь Петроград. Лига была в затруднении – ведь дело касалось чемпионов города, «Триумф» считался мелкой сошкой. В связи с этим были сделаны попытки замять разбор конфликта. Но Дюперрон остался верен себе. Он добился строгого и и справедливого решения. «Унитасу» засчитали поражение, поле клуба закрыли до конца сезона, а тех, кто перепутал футбол с боксом, дисквалифицировали.