— А он что? — нетерпеливо вставил хозяин, — наверно, бросился бежать…
Но сейчас Ризакули, видимо, от терьячного дурмана забыл то, что говорил недавно брату, и совсем по-другому рисовал свою встречу с Хаджимурадом.
— Нет, Яздан-ага, он не стал убегать, а поднялся с места и прыгнул на меня. Я выставляю кинжал, а он на него прыгает. Я снова выставляю кинжал, он снова прыгает. На кинжал прыгает и остаётся невредимым…
— Ба, и кинжал, говоришь, не помогает, прямо на него прыгает! — удивлённо качал головою хозяин дома.
— Совсем не помогает, никак не берёт кинжал этого юркого парня! — разводил руками рассказчик.
— Ой, тут не обошлось без вмешательства всемогущего аллаха, — растерянно произнёс хозяин, — иначе, кто бы мог поверить, что юный парень способен победить известного всем пальвана. Нет, здесь кроется какое-то волшебство…
— Видно, я сильно провинился перед небом, — заметил Хабип. — Грабил безвинных людей, убивал их, брал в плен и продавал в рабство… Теперь аллах наказывает меня за такие злодеяния.
— Может, и правильно вы говорите, может, и следует покаяться, — смиренно заметил хозяин чайханы, — хорошо, что вы решились побывать в таких святых местах, как могила имама Ризы, Кербела, Неджеп. Аллах милостив, он простит вам прошлые недобрые дела.
Хозяин с гостями ещё долго говорили о щедрости и чуткости аллаха, затем, прочитав последний, пятый намаз, улеглись спать.
После утреннего намаза, позавтракав, отправились дальше. Отдохнувшие лошади легко потащили скрипучую арбу. Какие-то всадники, — обогнав их, поздоровались с братьями. Затем, арба обогнала путников, едущих на верблюдах, ишаках, а то и шагающих пешком. Большинство из этих людей, как выяснилось, следует в Машед на паломничество. «И правильно, — думал Хабип, — ведь почти каждый человек имеет свои недостатки. У одних дети не родятся, у других они долго не живут, у третьих постоянно голова кружится, у кого-то ноги болят… Словом, у каждого достаточно веских причин для поездки в святые места…»
Солнце палило нещадно. Ризакули часто останавливал телегу и пил из кувшина воду. Впереди у поворота что-то показалось. «Вроде бы поблизости нет никаких селений», — удивился Ризакули. Спросил у брата. Но пальван, занятый своими мыслями, даже не расслышал вопроса.
— А? Что ты говоришь? — словно проснулся Хабип. — Что-то виднеется? Ну и пусть себе виднеется.
Но Ризакули не был погружён лишь в раздумья о боге. Его интересовало и то, что происходит вокруг. Он разглядел, как впереди них на дороге мужчина был впряжён в арбу. Рядом шла женщина, наверно, жена. Так они доехали до какой-то придорожной хижины и остановились. Навстречу им вышел мужчина. О чём они беседовали, Ризакули не слышал, но видел, что хозяин хижины стал опускаться в глубокое ущелье, откуда вроде доносилось журчанье ручья…
Ризакули тоже остановился возле них. Поздоровался с немолодым путником. Затем немного в стороне от дороги распряг лошадь и стал кормить её. Хабип-пальван тоже спрыгнул с арбы и слушал горестный рассказ путника:
— Два верховых разбойника вон за тем поворотом обнажили сабли и силой отняли у нас и деньги, и продукты, и лошадь. Как нам теперь быть, не приложу ума, — горестно вздыхал путник. Жена его, закутавшись в чадру, тихонько плакала.
— Куда держите путь? — осведомился Хабип.
— Жена у меня больная, хотели съездить в Машед, да вот с полпути вынуждены будем вернуться… — мужчина огорчённо вздохнул.
С двумя вёдрами, наполненными холодной родниковой водой, хозяин, обливаясь потом, выбрался из невероятно глубокого ущелья. Напоив всех и отдышавшись, он проговорил:
— Надо делать людям добро и этим смывать свои грехи. У меня ни на что больше, как жить у дорога и утолять жажду путников, не хватает сил. Для худайёлы — жертвоприношения богу — у меня нет скота, отправиться в дальний путь на паломничество нет средств — вот я я служу людям, как могу…
Хабип-пальван внимательно выслушал рассказ этого добродетельного человека и повторил про себя: «Надо добрыми делами смывать свои грехи». Они все вместе пообедали. Хабип предложил хозяину большую банку каурмы, лепёшки.
— А как по-вашему, можно ли завоевать прощение, если посвятить себя служению правде?..
— Наверно, можно, только моя вина слишком тяжела, её искупить непросто, — расстроился старик, — тридцать лет назад я несправедливо заподозрил жену в измене и убил её. Она была красивой и статной женщиной… И во искупление этого тяжкого греха я вот уже двадцать лет проживаю у этой дороги и чем могу помогаю путникам.
«Говорит, что совершил тяжкий грех, а всего-то я убил одного человека», — печально подумал Хабип. Вспомнил его слова: «Надо добрыми делами искупая» свои грехи», подошёл к путнику, у которого украли лошадь, и предложил ему с женой поехать в Машед вместе с ними.