— А чого це ви мене везете кудись на другий острiв, до цiх нiмцiв та французiв, що, не можна було зоставити з моею группою? (А почему это вы меня везёте куда-то на другой остров, к этим немцам и французам, нельзя было оставить с моей группой? — укр.)
На что я отвечаю, на тiй же рiднiй мовi:
— На ваше нещастя, та, так звана ваша группа, захотiла позбутись вашого присуття бiля себе. Та порадила менi або вбити або вiдвезти вас кудись якомога далi вiд того мiсця, де вони будуть перебувати. (На ваше несчастье, та, так называемая "ваша группа", захотела избавиться от вашего присутствия возле себя. И посоветовали или убить, или отвезти куда-то, как можно дальше от того места, где они будут находиться. — укр.)
Блонда, услышав так знакомую ей рiдну мову в моём произношении да ещё и с донецким говорком, просто потеряла дар речи. И молчала практически всю дорогу к острову Европа, как мы с некоторого времени стали его называть. Уже когда мы находились почти у самого берега, на звук мотора из кустов выглянуло лицо немца. А рассмотрев, что это не их обидчики, они оба, вместе с французом, вышли на берег. Правда только тогда, когда мы втроем уже выбрались из катера. Португалец, подойдя к ним, стал что-то импульсивно рассказывать, размахивая руками. Они задавали вопросы, выслушивали ответы, всё это между собой. Блонда (я даже не потрудился узнать её имя, так была неприятна) всё время держалась рядом со мной. Она-то понимала, что говорили мужчины, языки же их знала, но переводить мне и не подумала. Когда минут через пять их обсуждений, я развернулся уходить, то был окликнут немцем, Хельмутом:
— Извините, господин СтанИслав, что не начал разговор раньше, мы расспрашивали Энрике. Что же с ним произошло, и как он оказался на свободе и опять с нами. Мы, все трое, выражаем вам огромную благодатность за избавление от такой угрозы как бандиты-мусульмане. Нам и на родине пришлось от них сильно пострадать. Если вас не затруднит, можете через несколько дней нас посетить. Мы обговорим вопрос о присоединении к вашей, такой сильной, группе. И, если можно, подтвердите статус этой женщины, что нам с ней делать и что она нам может делать? Наш друг, конечно сказал о вашем решении в отношении её, но мне хотелось бы услышать именно Ваше подтверждение.
Во, как вежливо и культурно заговорил, к тому же на довольно понятном русском, да по-моему он ещё и трезвый сегодня, хотя уже почти полдень, явно нарушают свой алкогольный режим.
— С этой женщиной можете делать всё, что вам заблагорассудится. Заставлять готовить, стирать, убирать, выполнять все ваши сексуальные требования. Вот в этом она — профессионал. Её, конечно же, нужно кормить, но можете это и не делать, она никому из нормальных людей не нужна, и её дальнейшая судьба никого не интересует. Если мы сможем найти её терминал, то привезём вам его сюда. Но, так как она не должна быть одиночкой, то одному из вас придется принять её в свою группу. Нам всё равно, как с ней будут поступать — она со своими девушками-землячками, поступала практически также, то есть, торговала их телом. И это ей плата за прошлое — обсуждать или осуждать моё решение можете в своём собственном кругу, но его я не изменю. Несколько дней мы все будем заняты, а потом один из наших катеров к вам зайдет — и если будет необходимо, то с ним придет и наш медик, вдруг понадобится его помощь. Можете заказать рацию, САМИ заказать, в этом на нас не рассчитывайте, и быть с нами на связи, если сильно этого захотите. Мне уже некогда, мы отходим.
И, сев в стоявший рядом катер, мы двинули к нашему дому. И такое ощущение, что уже бывшему нашему дому…
Пришвартовавшись там же где и стояли все наши лодки раньше, пошли с малым к нашему старому, но так любимому дому. Как ни странно, но лично я за сутки успел за ним соскучится. Хотя всего три недели мы тут провели, а привязался к своему острову, своему жилью, очень сильно. Нас встречали все, даже Мишель сидел на стуле со спинкой на поляне, где девочки крутясь, готовились нас встречать с праздничным обедом. Все они уже знали о победе и разгроме банды, я немного вчера рассказал, и, подходя к острову, в зоне уверенной связи, поговорил с ними ещё. Но, как я и догадывался, этим они не ограничатся, придется рассказывать всё полностью, и как можно подробнее. А я их нагло обдурил — наскоро поев, оставил на растерзание Генку, а сам, чуть переговорив с раненым, пошел на заказ.