Тихо в осеннем парке. Не поют птицы, не шуршат в высокой траве хлопотливые мыши, не стрекочут кузнечики. Только желто-красные листья все летят, летят и бесшумно опускаются на пожухшую траву, на лужи, на дорожки. Солнце ласково поглядывает сквозь кроны пушистых сосен на сонный парк. Порыв ветра – и солнечный луч рассыпается меж сосновых ветвей на множество бликов.
Серый гранитный камень подставил плоский бок для невесомых солнечных зайчиков. Валун давно врос в землю и покрылся старческими пятнами желтого лишайника. Казалось, камень покряхтывает и щурится от солнечного света, словно дед на завалинке.
Круглощекая девочка с двумя тугими шоколадными косицами за спиной сощурилась, когда шаловливый солнечный зайчик вздумал прыгнуть ей прямо в серый серьезный глаз. Стася отодвинулась на самый краешек валуна. Она часто приходила к этому камню. Просто так, посидеть, помечтать или просто послушать парк. Парк был совсем как настоящий лес. Настасья Краюшкина – второй год, как начала учиться в школе, приходила на своё местечко. Она любила смотреть, как весной просыпаются муравьи, и расцветают первые фиалки, как все лето снуют меж зонтиков дикой моркови жуки-бронзовки и воздух наполнен их гудением и птичьим посвистом.
Сегодня Стася пришла погрустить и рассказать терпеливому валуну о происшествии. Вспомнив сегодняшний урок математики, девочка печально вздохнула. Она машинально подставила палец божьей коровке и зашептала:
– Божия коровка, улети на небко, там твои детки кушают конфетки, всем по одной, а тебе ни одной!
Жучок быстро пробежал по розовой девчоночьей ладошке и попытался, было, перепутать направление и залезть на рукав желтой спортивной курточки, но был подвинут палочкой обратно, к пальцам. Божья коровка добежала наискосок до указательного и поднялась на самую верхушку не слишком чистого пальца. Там коровка потопталась, выпустила прозрачные крылышки и улетела – вдруг все-таки достанется конфетка?
– Сбудется! – выдохнула Стая и улыбнулась вслед улетающему жучку. «Малышовая, конечно примета», – подумала девочка, – «И глупо в нее верить почти совсем взрослой и почти девятилетней барышне!» Но Стася, несмотря на самовоспитание все равно верила, что если успеешь загадать желание, пока жучок не улетит, то оно обязательно сбудется через столько дней, сколько точек на спине у коровки. Сегодня божья коровка попалась Стасе маленькая, двухточечная.
Девочка погладила шершавый теплый камень. Твердый бумажный комочек, что лежал в заднем кармане джинсов, гадкая записка – вот что сегодня расстроило Стасю до невозможности. Она достала бумажку.
– Видите? – спросила она пень с «пожарниками» и расправила записку на камне.
На косо оторванном тетрадном листке в клетку красовалась толстая заплесневелая краюха хлеба. Посреди мякиша раззявился чернозубой улыбкой лягушачий рот. Над ним пупырчатой сливой нависал нос, а глаза сощурились в щелки. По бокам у краюхи торчали в разные стороны две косички. И через весь лист шла крупными печатными буквами диагональная надпись:
«КРАЮХА – ДУРА!». А все почему? Потому что Стася испугалась математики. Иван Ильич вызвал её к доске, решать задачу с объяснениями, а она застеснялась. Покраснела и не пошла. Стася с детсадовского возраста не любила публичных выступлений. Прочитать на новогоднем утреннике стих для деда Мороза было для Стаси худшим из наказаний. Мама это знала и никогда не осуждала дочку за отказ от выступления. И Павлентий об этом знал, и Юрка и Толик…где-то они сейчас… А Иван Ильич – он ничегошеньки не понимает. Потом все девчонки хихикали, а мальчишки шептались весь остаток урока, и вскоре к Стасе в сумку прилетела эта противная записка.
– И вовсе не «Краюха», а Краюшкина! – с досадой сказала Стася «пожарникам», – И совсем не дура! Сами они такие! Это все Светка устроила, я знаю!
Стася шлепнула по камню ладошкой. И в этот момент в кустах кизильника позади нее послышался треск Стася обернулась и закрыла рот ладошкой, чтоб не закричать. Из кустов на нее смотрел огромный, похожий на медведя, черный пес.
Минька.
Минька шел по тропинке, загребая кедами опавшую листву. Он сегодня специально отправился прогулять Кешку в парк – пусть пес порезвится, погоняет мышей. Кешка ускакал вперед, а Минька задумался о цифровой несправедливости, точнее о цифре «три»: «Ну почему, почему, все, что у меня связано с «тройкой» – хуже некуда?»
– Почему? – спросил Минька вслух и наподдал носком кеда камушек.
На минькин голос из-за деревьев выбежал большой черный пес и ткнулся мокрым носом в мальчишечью ладошку. Минька остановился, взял в руки лобастую собачью голову и посмотрел в умные карие глаза.