Что-то мне подсказывало, что Смеян из таких вот охотников. И хотя он не походил на стражников патруля, всё-таки состоял на службе короля. Достаточно вспомнить его странные взгляды на меня и вопрос, было ли у меня видение.
Моя любимая тётка Зуска сгинула в застенках инквизиции, не дожив до суда. Да и какой бы это был суд? Разве там можно было рассчитывать на беспристрастное и справедливое разбирательство? Конечно, моя тётка была волшебницей, но она исцеляла хвори и принимала роды. Она не наводила порчу, не привораживала чужих жён и мужей, не разрушала семьи. И ткать защитный полог она точно не могла.
Глупые ищейки не знали и не хотели знать главного: волшебство не бывает вообще. Бывают добрые травники и целители, а бывают злые колдуны и колдуньи. Но никогда человек не выбирает себе дар, и от дара отказаться он не в силах. Человек может использовать дар во благо или во вред другим. Но и за помыслы судить нельзя, только за конкретные дела…
Вот о чём я подумала, когда увидела эту несчастную, которую собирались отвезти в местную тюрьму. Вот такие, как Жирко будут колесованы, а рядом с ним погибнет женщина, которая, возможно, и мухи не обидела. Или её заточат в подземелье творить волшебство во славу короля.
Глава 7
Надвинув шапку почти на нос, я проехала мимо стражников, которые проверяли обоз с прошлогодними тыквами. Слава эльфийской праматери, они не заинтересовались мной, и даже Каурка не привлекла их внимания.
Прямо от восточных городских ворот начинался Северный Тракт. Правильнее говоря, это Челноки стояли на нём, а шёл он сам по себе, соединяя окраины со Срединным Торговым трактом. А тот проложили ещё эльфы до самой столицы на берегу моря, и упирался он в знаменитый речной порт Клешня Краба. У моря мне бывать не доводилось, но заезжие гости к Матушке Скрыне много о нём рассказывали.
Я не представляла себе, что такое солёная вода, и откуда её столько? Я читала легенду об эльфах, ушедших в Заоблачье. Они так горевали и оплакивали покинутый край, что от их слёз разлилось целое море. Конечно, я верила в эту историю в детстве, потом смеялась над ней. Но теперь понимаю, что если собрать все мои слёзы и слезы моих сестриц, их вполне хватит на одно маленькое озерцо.
Каурка резво несла меня навстречу неизвестности, но я не сильно переживала. Мне всегда казалось, что всё наихудшее со мной уже случилось. Бедность и унижение дворянского рода, изгнание из отчего дома, продажа в услужение гоблинке, ежедневный тяжёлый труд, беспросветность судьбы. Но если вдуматься, то и у других было много неприятностей, так что унывать не стоило. Об Агнешке мне было особенно больно думать. Средняя сестра, самая талантливая и красивая из нас троих, она была необыкновенно артистичной. Её хрустальный голос с песней проникал в самое сердце. Она играла на лютне и калимбе. Умела копировать походку и привычные жесты любого человека. Нередко переодеваясь в одежду слуг, она разыгрывала всех и даже пугала. А как танцевала моя любимая сестричка! Словно на её резвых ножках были невидимые крылья.
Внезапно я подумала, что Агнешка владела какой-то особенной магией преображения, и моё сердце сжала холодная рука ужаса. Бедная Агнешка, как бы я не хотела, чтобы с ней расправились так же, как с нашей тёткой Зуской! Жива ли Агнешка, знает ли о свадьбе Баси? Приедет ли? Жирко вон какую сплетню о ней рассказал, но я ему не поверила. Не из таковских Агнешка. И красота её тихая, благородная.
Каурка спокойно трусила по дороге, иногда обгоняя путников, шедших по двое и по трое. Среди них были паломники, которые шли к Великому Кубу помолиться о Здравии, Благоденствии, Мире и Справедливости, символизирующим четыре вершины, устремлённые в небо. В этой половине года было принято молиться о них, а когда начинался сезон обработки полей, то паломники воспевали Богатство, Земную Славу, Многодетность и Любовь.
Мысли мои перескочили от Агнешки на себя, и я вспомнила, что не худо бы помазать лицо мазью от синяков. Сунула руку за пазуху и засмеялась! Мой заветный пузырёк в узелке. Я свернула на обочину, остановила Каурку и спрыгнула на землю. Посмотрела на свой узелок, и показался он мне неприятно тощим. Дрожащими непослушными пальцами я развязала его и увидела, что моё старенькое платье и рубашонка на месте, как и пузырёк с мазью, а наряд, сшитый шноркелем, отсутствует!
– Ах ты, драконий хвост! – взвизгнула я, не удержавшись, – никак от тебя, господин Смеян, я не ожидала такой подлости! Вот и нечего жалеть, что с тобой я не поехала. Врун ты, да ещё и вор!