Чаще всего мы занимались либо чтением, либо гитарой. Чтение проходило у нас по главам: читать начинал я, затем она. В основном это был Достоевский. Реже всего попадался Ремарк или же Уайлд. Поскольку бас мой был до боли звучен, я старался читать в полголоса, отчего она перебивала меня, прося о том, чтобы я читал в полный голос. Отказать я ей не мог, а потому каждый раз приходилось себя поправлять. Благодаря своему же голосу я часто выступал в роли солиста при исполнении какой-либо песни в ее исполнении.
Гитарой мы занимались отдельно: отводили на это по часу два в день. Она меня учила правильно ставить простые аккорды. Пальцы больно въедались в металл, отчего после часу - полутора времени они становились багровыми с заметными вмятинами от струн. Где-то за неделю я уже начал различать и переставлять блатные аккорды. После них пошел перебор. С ним было несколько тяжелее, но со временем я его стал играть с закрытыми глазами. Бой, к сожалению, так и не удалось освоить за все время пребывания с ней... Ну да не о том.
В целом мы находили себе занятие по душе, временами в том числе, закрывшись в комнате, придавались ласкам. Тут уже несколько отдельная история. Я целовал ее губы, иногда позволяя опускаться до шеи и чуть ниже. Но не более того. Я понимал, что она не против и по ней было видно это. Но я себе внутри ставил запрет. Она мне ничего не говорила на этот счет. За исключением одного момента, наверное. Один раз она мне сделала замечание. Точнее даже поправку. Когда мы с ней уединились в очередной раз, я стал целовать ее шею. Меня так и манило опуститься ниже. Мое сладострастное желание одолелось холодным рассудком, вследствие чего я отринулся от нее, сев на диван и прислонившись к нему спиной. Она привстала и, начав гладить мою руку, сказала: "проявляйте больше инициативы, Роман. Если я не противлюсь тому, значит все нормально. Я разрешаю это Вам, если Вы хотели услышать именно это...". Тут она приманила меня к себе и мы вновь повалились на диван. На сей раз она машинально меня толкала слегка в плечи, опуская тем самым ниже. Губами я старался касаться всей видимой поверхности ее тела. Именно в этот момент мне показалось, что я услышал от нее слабый стон. Слух меня не подвел, это был именно стон. Я продолжил дальше осваивать открытую поверхность тела до той поры, пока она меня не приманила вновь к своим губам и мы не утонули в потоке сладострастного поцелуя.
А сейчас, пожалуй, пришло время рассказать то, что произошло именно в этот день, ровно год назад. Не знаю, стоит ли это поднимать с глубин подсознания. Но раз уж я начал вести эту повесть, то надо затронуть все ее аспекты и произошедшие события. Шла середина месяца. Я по обычаю своему в выходной день направился в сторону ее дома, заведомо созвонившись с ней. Я и не предполагал, что именно этот день благоволил мне самую сокровенную и запретную мечту, о которой я, честно говоря, даже и не думал. Получилось так, что ее бабка с дедом отправились до понедельника к каким-то родственникам, живущим в области за несколько десятков км отсюда. Сама же Стася осталась на попечении самой себя, с чем она справлялась как нельзя лучше. Я по обычаю ввел код и направился вверх на пятый этаж. Ступеньки несколько вскружили мне голову. Но вот последний барьер и оказался на пороге ее квартиры. Сделав короткий звонок в дверь, я стал ждать, пока она откроет. В этот момент по всему телу пошла дрожь, и ноги начали подкашиваться. Я только сейчас осознал, что остаюсь с ней на два дня один в пустой квартире. И пока мое сознание приходило в норму, начала открываться дверь. Увиденное мною дальше, заставило покоситься на ровном месте еще больше. На пороге стояла Стася, обмотанная вокруг талии большим махровым полотенцем. На ней не было более ничего. Сказать, что в тот момент во мне проснулось все живое, ни сказать ничего. У меня только что не отвисла челюсть, но из последних сил я сумел сдержать себя в руках.