До этого момента ему ни разу не доводилось наблюдать немецкие танки; он почему-то думал, что они должны быть гораздо больше по размеру, хотя бы раза в два, чем те, маленькие угловатые тарахтелки, что ползли сейчас по снегу. Он хотел как следует их рассмотреть, но это никак ему не удавалось, слишком далеко они были для его близоруких глаз.
— Твою дивизию, говорят тебе, не высовывайся, — процедил Илья, — голову опусти…
«А страха-то нет, — подумал Евгений Иванович пригибаясь, — мне не страшно. Вот они, немцы — враги-захватчики, рукой подать, а мне не страшно. Может, я сошёл с ума?»
Его мысль прервал ужасный треск — прямо перед «могилой» разорвался снаряд, и сверху сыпануло снегом вперемешку с землёй. Евгений Иванович закрыл голову руками и замер.
— Не менжуй, — сказал Илья и пихнул Евгения Ивановича в бок, — недолёт.
Никто из наших не стрелял. Будто заворожённые ополченцы смотрели из своих «могил» на приближающихся немцев. А те, наоборот, патронов не жалели, стреляли по окопам с ходу — то там, то здесь над сугробами поднимались белые облачка от пуль.
Вдруг из соседней «могилы» выскочил парень в телогрейке и со всех ног побежал в лес.
— Трус! — крикнул Илья, не отрываясь от прицела. Затем плотно прижался к прикладу, выдохнул паром, на секунду замер и выстрелил.
— Ты что, далеко же, не попадёшь, — сказал Евгений Иванович.
— В самый раз, — ответил Илья и передёрнул затвор.
Гильза, ловко выскочив из патронника, с шипением расплавила снег прямо рядом с его правым локтем. Из других «могил» тоже стали стрелять. Откуда-то слева затарахтел пулемёт, а справа одно за другим принялись гавкать противотанковые ружья.
Илья выстрелил снова, потом, спустя минуту ещё. Евгений Иванович хотел понять, по какому немцу палит Илья. Вдруг он увидел, как один из серых человечков упал в снег.
— Есть! — закричал Евгений Иванович, — один есть!
— На жопе шерсть, — со злостью отозвался Илья, — это он специально залёг, сучий потрох.
И, правда, серый человечек поднялся и снова пошёл на них, немного пригнувшись.
Только сейчас Евгений Иванович заметил, что Васи в окопе нет.
— Сбежал! — крикнул Илья. — Гад, и на рубь сволочь! Хоть бы патроны оставил, скотина!
Грохнуло ещё, на этот раз справа.
— Это в пэтээрщиков, — сказал Илья. — Ствол длинный — жизнь короткая…
Снаряды теперь ложились правее, там, где закопались ребята с «удочками» — длинными противотанковыми ружьями.
Внезапно метрах в пяти перед «могилой» вырос огромный куст из снега и дыма. Евгений Иванович с Ильёй, что было сил, вжались в снег. Евгению Ивановичу показалось, что от этого разрыва (который был гораздо мощнее, чем прежние, видимо по ополченцам работала ещё и немецкая артиллерия) содрогнулась и треснула сама земля. На секунду он поверил в то, что земная твердь сейчас разойдётся по швам, и они с Ильёй ухнут куда-то вниз, в настоящую могильную черноту. Но ничего такого не случилось. Земля осталась, где была, разве что их «могилу» здорово завалило землёй.
Евгений Иванович несмело высунулся из-за бруствера и увидел в том месте, куда несколько секунд назад упал снаряд, здоровенную воронку.
— Айда, в воронку, — крикнул Илья, выскакивая из окопа, — ну, чего спишь, давай сюда!
Евгений Иванович дёрнулся было следом, но тут же оказался там же, где был — на дне окопа. Руки и ноги его не слушались, превратившись в упрямые деревяшки. «Да я, оказывается, замёрз», — с удивлением и ужасом подумал Евгений Иванович.
— Ну, где ты там? — кричал Илья из нового укрытия. — Сдрейфил?
— Да, сейчас! — от злости на самого себя заорал Евгений Иванович и что было сил погрёб следом за Ильёй задеревеневшими конечностями.
В воронке было тепло и пахло селитрой. Места внутри дымящейся ямы оказалось существенно меньше, чем в «могиле», но лежать было гораздо удобнее. Теперь Евгений Иванович был от Ильи слева, который сосредоточенно совмещал мушку и целик с тем, на кого он собирался истратить свой последний патрон.
Немцы сейчас были уже совсем близко. Можно было даже различить лица некоторых. Рты у солдат непрерывно раскрывались — они всё что-то орали, эти сверхчеловеки в уродливых горшкообразных касках. Хотели, наверное, напугать тех последних, кто отделял их от Москвы, или же выгнать свой собственный страх перед ними — последними защитниками варварской столицы.
Вдруг одна серая коробка, которая была ближе всего к окопам, круто взяла вправо и начала вертеться на месте, словно ужаленная.